Громкий свист прорезал тишину, и сразу же за ним четыре огонька побежали по сухим веткам. Костры моментально вспыхнули. Стало светло, как днем. Множество неуклюже бегущих высоких фигур, размахивающих большими дубинами, заметались, внезапно оказавшись на свету. Часть их бросилась назад, видимо, перепутав направление, затем, подгоняемая себя гортанными криками, снова пошла в атаку. Но эффект неожиданности, полученный с помощью костров, был полностью использован защитниками лагеря.
Свистнули стрелы. Затем еще раз. Небольшое расстояние надо было пробежать нападающим морохам, но их ноги-ласты не были приспособлены к быстрому бегу по земле, да и многие из них, ослепленные, побежали сначала в другую сторону. Едва ли треть морохов успела добежать до лежащих бревен. А у бревен их встретили умелые мечи опытных гвардейцев, скандинава и братьев Ридона и Нада. Все остальные, включая лигурийца, выпускали стрелу за стрелой по нападающим…
Сухие тонкие ветки быстро догорели. Более толстые ветки, располагающиеся под ними, еще только начинали разгораться, и после яркого света костров наступила кажущаяся глазу темнота, хотя небольшие язычки пламени и начали уже кое-где подниматься над разгорающимися толстыми ветками. Их пока еще неяркого света было стало достаточно, чтобы оценить урон, нанесенный нападавшим. Более трех десятков их разбросано перед лагерем. Большинство было убито стрелами. С десяток зарублен мечами.
Люди вглядывались в темноту, ожидая нового нападения. Но вокруг было тихо.
– Они все перебиты! – громко нарушил напряженную тишину Орагур, поднимаясь на ноги.
– Кто-то может быть жив еще, не вставай пока! Берегись! – Олион, подскочив рядом с ним, схватил за руку и, напряженно глядя вперед, потянув вниз. И вдруг ахнул и начал медленно оседать вниз. Орагур подхватил Олиона на руки и с ужасом увидел стрелу, торчащую прямо из середины его груди. Глаза Олиона закатились, и из угла рта побежала тоненькая струйка крови, стекая по щеке и капля за каплей падая на рукав советника.
Не веря в случившееся, Орагур опустил Олиона на землю. К нему подбежали Альрик и Гардис. Увидел торчащую из груди Олиона стрелу, Гардис, крича, что было сил помчался в направлении выстрела. За ним бросились гвардейцы и оба брата. Громкий гортанный крик, похожий на хохот, раздался возле озера. Затем послышался сильный всплеск воды.
– Ушел, сволочь, – чуть не плача, проговорил Пирт, прибегая назад, – в воду ушел. Нырнул – и все. Лук Сима бросил. Из него он стрелял. И когда только научился? Ведь Аватурана говорил, что у них только дубины и есть.
Тем временем все столпились вокруг лежащего Олиона. Орагур, стоя на коленях, вытирал кровь с его лица. Вдруг Олион открыл глаза, и обвел полным боли взглядом собравшихся вокруг людей. Глаза его остановились на Орагуре. Губы зашевелились. Орагур наклонился пониже.
– Их… отбили?.. – скорее прочитал он по губам, чем услышал.
– Да, убили всех. Наши все целы. Тебя только зацепило немного. Сейчас вытащим стрелу и скоро бегать будешь, – стараясь говорить как можно более убедительнее, сказал Орагур.
– Ты тогда не понял… Больно, до чего же больно… – глаза Олиона закрылись. Изо рта снова показалась струйка крови. На рубашке на груди вокруг древка медленно расплывалось красное пятно. Лицо побледнело и черты его как-то враз заострились.
– Что я не понял, что? – переспрашивал Орагур.
– Ну-ка, пусти, – отодвинул его в сторону скандинав. Он стал на колени с другой стороны, крепко зажал стрелу и осторожно, не двигая ее, сломал длинный торчащий вверх хвост. Затем кинжалом осторожно сверху до низу разрезал рубашку и распахнул ее. Возглас удивления вырвался у всех присутствующих людей. Смертоносный обломок стрелы уродливо торчал между небольшими полушариями нежной девичьей груди с острыми глядящими вперед сосками.
Люди в изумлении смотрели друг на друга. Теперь стали понятны некоторые странности его, то есть теперь уже ее, поведения – то, что она никогда не снимала рубашку в их присутствии, мылась где-то в отдалении, скрываясь от всех. Зачем она скрывала, что не мужчина – это был уже третий вопрос.
Скандинав первым пришел в себя. Обругав всех и вся, он выхватил чистую тряпочку, уложил вокруг стрелы и, как мог, начал прибинтовывать ее, пытаясь остановить кровь. Стрела зашла глубоко, однако насквозь не прошла. Наконечник ее крепко сидел где-то в глубине тела, достать его не было никакой возможности.