Проклятие Дерика

– Ну да. А сейчас, – она бросила взгляд на часы, – половина девятого. Мы можем остановиться и немного поспать.

– И сделать себе бутерброды?

– Что? – воскликнула она. – Мы же только что истратили двадцать баксов в «Макдоналдсе»!

– О, бигмаки, – насмешливо проговорил он. – Они больше похожи на закуску, чем на нормальную еду.

– Неужели? – ледяным тоном переспросила она. – Если мне не изменяет память, кто-то требовал остановиться, чтобы получить какую-то ерунду в «Хеппи мил».

– Это для детеныша моего друга. – Он пытался не подвывать. – Во всяком случае, я не виноват. Эта штука не насыщает. Через полчаса…

– Прошло двадцать минут.

– …снова хочется есть.

Сара хлопнула себя по лбу – смотреть на это было больно: на коже осталась красная отметина. Он едва удержался, чтобы не поцеловать эту отметину.

– Ладно, ладно. Итак, мы останавливаемся, едим и ложимся спать. Ненадолго. Все же мы уже не в Калифорнии. Я хочу сказать, что мы за короткий срок проехали довольно много.

– О'кей, – сказал он, потому что, в сущности, не знал, что еще сказать.

Сара начинала нервничать, а он из-за этого нервничал сам, и это бесило окончательно. Как будто ей до сих пор и в голову не приходило, что они будут спать совсем рядом в задней части грузовика. Странно – глупость ей не свойственна. А ведь это первое, что пришло ему в голову, когда они решали, какие именно покупать спальные мешки.

– Значит, останавливаемся.

– Вон там место для лагеря, – показала она.

– Да, я вижу.

Через двадцать минут они получили разрешение на ночную стоянку и выбрали маленькую площадку, что было не так уж плохо, учитывая, сколько пришлось заплатить – по десять баксов за один квадратный фут.

Он снова решил поцеловать ее, разбить лед. Ну и просто – ему хотелось поцеловать ее еще раз. Но на самом деле это было чем-то вроде необходимости. Ведь если она сделается еще нервозней, а значит, и стервозней, он снова попытается убить ее, а очередная аневризма мозга ему ни к чему.

Итак, они поцелуются, и может быть, за этим последует еще кое-что, а может быть, и не последует, но она вроде бы ждет чего-то, а он более чем охотно готов угодить ей.

Только вот беда.

Вот беда – едва выпрыгнув из грузовика, она принялась рыться в сумке, а потом облила себя с ног до головы ядовитыми химикалиями. Дерик закашлялся и прикрыл рот рукой, а другой замахал в воздухе – но безрезультатно. Это облако душило его!

– Хватит, хватит!

– Видите, сколько комаров? – крикнула она. – Нас сожрут заживо.

– Говорите за себя.

– Вы серьезно? – Она подошла к нему, и он попятился в ужасе – она была ходячей биологической опасностью, – но она схватила его за руку, не давая уйти.

Он закашлялся так сильно, что не услышал ее вопроса.

– Что?

– И правда! На вас нет ни одного укуса.

– Кровососы не любят оборотней.

– Везунчики, – пробормотала она.

– Послушайте, Сара… – Она все еще держала его за руку, что ему вроде бы нравилось. Он нагнулся. – Вы знаете, мы проведем много… э-э-э… понимаете, времени вместе… и… и… мать твою.

– Что? – Сара заглянула ему в глаза, и ах, какая же она была хорошенькая, просто преступление, вот что это такое, и…

Мать твою!

Его легкие взорвались. Или по крайней мере ему так показалось.

– Придется вам отказаться от антикомарина, – с трудом выговорил он после десятиминутного спазма.

– Ах, что вы в этом понимаете, – сказала она и улыбнулась в первый раз за полчаса. – Это репеллент от оборотней.

Он невольно рассмеялся.

– «Антиоборотин: от по-настоящему назойливых оборотней».

Через час ему уже было не до смеха. Они поели, загасили костер, пожелали друг другу доброй ночи и залезли в спальники. Точнее, она залезла. Дерик не понимал, как можно втиснуться в тяжелый мешок, когда температура почти тридцать градусов – люди и впрямь странно устроены, а может, это относится только к женским особям всех биологических видов – но все равно. И вот теперь он лежит рядом с ней в задней части грузовика и медленно сходит с ума.

Он и раньше назначал свидания человеческим девушкам, так что дело было не в том, что прежде перед ним не возникало такой проблемы. Проблемы общего языка. Проблема-то возникала, но прежде, с другими женщинами, это его не особо беспокоило. А теперь беспокоило.

Будь Сара оборотнем, она учуяла бы его желание, а он учуял бы ее, и они сделали бы это, или она сказала бы прямо – не интересуюсь, приятель, иди гуляй, и они этого не сделали бы. Пауза. Конец. Но Сара ничего не могла учуять нюхом, если можно так выразиться, и, что еще хуже, притворялась, будто не видит, что он так озабочен, что готов совокупиться со своим скатанным спальным мешком. Вот это и было то важное – очень важное, – о чем они молчали. Как это говорится? В комнате был слон. Большой, зеленый, озабоченный слон.