Проклятие для Обреченного

Халларнец медленно проводит металлическим пальцем по опухшей ране на губе, молчит какое-то время, а когда начинает говорить, его голос вызывает во мне первобытный ужас. Если бы Геарат был сейчас рядом, я бы предпочла умереть от еще парочки ударов, чем слушать сухие с треском слова:

— Эта жирная тварь ударила тебя?

Мне так стыдно, что даже рот не могу открыть.

— Он ее всю избил, господин! – Старая Ши отпускает меня, валится на колени и начинает спешно пересказывать, как Геарат использовал эфир, чтобы я не могла ходить, и чтобы никто не видел, что он со мной сделал.

«Зачем ты все это говоришь существу без сердца и чувства жалости?» - мысленно спрашиваю я, уже понимая, что без поддержки начинаю заваливаться набок.

Но падаю не на холодные каменные плиты, а на руки убийцы и императорского палача.

— Я забираю ее, - говорит очень тихо, еще раз пинком открывая дверь, и теперь она просто рвется с петель, отлетая куда-то вниз на лестницу.

— Куда? – всплескивает руками Старая Ши.

— Отдаст Скорбным девам, - с горечью пытаюсь посмеяться в лицо звериному оскалу смерти. – Чтобы Избранная жертва не окочурилась раньше времени.

— Ты можешь держать рот закрытым, женщина, или тебе непременно нужно говорить глупости? – спрашивает Тьёрд, каким-то образом умудряясь на ходу завернуть меня в свой теплых меховой плащ. – Или, может быть, предпочитаешь общество Старшей жрицы вместо моей компании?

Его лицо так близко, что я снова вижу под кожей скулы тонкие красные всполохи в сосудах, и глаза, обычно темные до проклятой черноты, наполняются красным огнем.

Он не такой, как северные мужчины.

Он большой, сильный и беспощадный. Может свернуть мне шею, словно канарейке, двумя пальцами. Или превратить в прах, словно ворона. Но вместо этого взбирается на спину своей стальной огнедышащей твари и усаживает меня на колени… почти с осторожностью.

— Откроешь рот – сброшу, - предупреждает Тьёрд, уверенно перехватывая повод стальной пятерней.

Вряд ли у меня есть на это силы.

И жаль, что их не хватит даже на то, чтобы любоваться видом заснеженных просторов с высоты птичьего полета.

— Мне нужно… - Я чувствую, как железная петля на шее начинает медленно сжиматься, парализуя моя горло, лишая возможности дышать. Скребу по нему изувеченными пальцами и с трудом добавляю: - Ошейник… Он не дает мне…

Тьёрд сжимает пятерню на моем личном пыточном приспособлении – и древняя зачарованная вещь просто разваливается на две половины, как спелая черная слива. Вот так, без всяких усилий, халларнец показывает, почему они запросто разрушили все то, что северяне пестовали многие годы мира. Они без труда, как фокусники, крушат то, что стоило нам годов и столетий труда.

Хорошо, что сейчас умения Тьёрда играют мне на руку. Возможно, у меня появится шанс сбежать?..

Если бы во мне была хоть капля мужества моих предков, я бы не цеплялась в генерала изо всех сил. Я бы обязательно сказала что-то дерзкое или нарочно прочитала бы молитву северным богам, чтобы палач, наконец, выполнил свою угрозу и сбросил меня вниз. Наверное, я упала бы в озеро - и ледяные воды похоронным саваном сомкнулись бы над моей головой. Лучшее уж так, чем покорно лежать на холодном алтаре и ждать, пока чужой ненавистный бог потешит немощную плоть, испив крови иноверки.

Но прямо сейчас мне очень страшно.

По множеству причин, но в первую очередь из-за того, что теперь я в полной власти Тьёрда, а он точно не из тех людей, которые делают что-то из сердечной доброты и без умысла. Зачем-то он приехал за мной, зачем-то забрал - и я даже не понимаю, куда мы летим.

И, несмотря на все это, я крепко, до боли в костяшках, цепляюсь в его плотную верхнюю куртку, из распахнутого ворота которой выглядывает неестественно светлая, как у мертвеца, кожа. Северные мужчины тоже не избалованы солнцем, но их кожа темнее и обветрена в долгих походах. А Тьёрд… Он слишком бледный, даже среди собственных воинов.

Мы летим, кажется, совсем недолго, но где-то в шуме стальных крыльев напрочь теряется моя сонливость. Я даже отваживаюсь немного выставить нос и опустить взгляд, о чем успеваю тут же пожалеть, потому что от осознания высоты полета начинает кружиться голова. Мы выше облаков, потому что прямо «под ногами» - вспененные, набитые снегом поля, по которым совсем не тянет прогуляться. И в груди сдавливает от недостатка воздуха, тянет выкашлять несуществующий ком.

— Не дергайся, - грубо бросает генерал, крепче обхватывая меня второй рукой.

Кажется, задевает сразу по всем невидимым синякам, но, чтобы не закричать, я снова отчаянно жую губы. В прошлый раз я унизилась сильнее, чем когда-либо, и сегодня, даже если он лично бросит меня на алтарь Трехглавого, ни одна живая душа не увидит моих слез.

Позже, когда существо делает крутое пике, я мысленно радуюсь его пятерне на талии, потому что именно она не дает мне свалиться головой вниз прямо на острые камни разрушенного замка.

Тьёрд спрыгивает на землю, тянет меня, словно куль с пшеницей. Держит небрежно, как будто успел забыть, что забрал меня из дома едва живую.