Проклятие дома Виндзоров

Но все это цветочки. Ягодки имеются в протоколах полицейских допросов, содержание которых утекло в желтую газету «News of the World» сразу по завершении судебного процесса. Именно эти утечки и стали причиной беспрецедентного вмешательства королевы в судопроизводство. Желая убедить следователей Скотланд-Ярда в том, что он пользовался исключительным доверием Дианы Уэльской, Баррелл рассказал им все то, что затем с таким свинским, сладострастным, именно что лакейским повизгиванием пересказывала русская, даже мнящая себя респектабельной пресса: про доставку в Кенсингтонский дворец любовников Дианы в багажнике машины; про то, что принцесса будто бы жаловалась дворецкому на пристрастие Доди аль-Файеда к кокаину; про свидания в шубе на голое тело; про покупку принцу Уильяму журналов «с девочками»…

Опровергать эти откровения гадко и глупо. Однако Баррелл не угомонился. Он засел за книгу, отрывки из которой этой осенью напечатала все та же «Mirror». Главной сенсацией этих публикаций стало письмо, будто бы написанное Дианой и адресованное дворецкому. В этом послании принцесса Уэльская предсказывает обстоятельства своей смерти за десять месяцев до роковой автокатастрофы в Париже.

Начинает он издалека. По словам Баррелла, его хозяйка была уверена в том, что ее разговоры прослушиваются, а на друзей заводятся тайные досье. Дворецкий утверждает, что слежка за членами кабинета и членами королевской семьи – «рутинная практика» и что, готовясь к своему процессу в Old Bailey, он получил документальное подтверждение прослушки его собственных телефонов. В случае Дианы мания преследования была следствием информации, полученной, как пишет Баррелл, от бывшего сотрудника британских спецслужб, которому принцесса всецело доверяла. Кроме того, о постоянной прослушке предупреждал ее один из членов королевской семьи.

Однажды, рассказывает Баррелл, он и Диана отодвинули мебель в гостиной, скатали ковер и отвертками взломали паркет, надеясь найти подслушивающее устройство. Однако ничего не нашли. Эта проверка не убедила принцессу, и в дом под чужим именем был приглашен друг из спецслужб. Он методически обыскал все помещения дворца и опять-таки не обнаружил ни одного «жучка». Тогда он объяснил Диане, что прослушивать разговоры возможно и без «жучков»: специальная аппаратура посылает в дом сквозь открытое окно сигнал, который, отражаясь от зеркал, возвращается с «записью» звуковых колебаний. Подумав и осмотрев гостиную, принцесса сняла со стены зеркало, висевшее над камином прямо напротив окна.

Как раз в этот период, продолжает Баррелл, осенью 1996, принцесса Уэльская нашла новый raison d\'etre (она включилась в кампанию за запрет противопехотных мин и в начале 1997 года побывала с этой миссией в Анголе; фотографии принцессы с миноискателем в руках стали символом: она шла по минному полю августейшего коварства). Она чувствовала, что «система» (читай – королевский двор) не ценит ее работы, но от этого лишь укреплялась в мысли, что действует совершенно правильно. Однако время от времени на нее находили приступы беспричинной тревоги. Один из них, пишет Баррелл, случился в октябре. Она вызвала своего дворецкого из буфетной, а сама устремилась ему навстречу. Они встретились на середине лестницы и сели на ступени. Диана стала в очередной раз жаловаться Барреллу на изощренные козни «бригады», пытающейся подорвать ее имидж в глазах публики. Говорили о роли пассии принца Чарльза Камиллы Паркер-Боулз и о том, что эта клика, по мнению Дианы, стремится «уничтожить» ее.

С лестницы перешли в гостиную, и принцесса уселась за письменный стол. Она часто записывала свои мысли и чувства, говорит Баррелл, с тем, чтобы попытаться лучше разобраться в них – это была форма психотерапии. Из текста Баррелла можно понять, что в тот раз именно он надоумил ее взяться за перо. Дворецкий сел на диван, наблюдая, как Диана «яростно черкает» ручкой по бумаге. Наконец, она закончила и сказала: «Я хочу поставить дату и отдать это вам на хранение… на всякий случай». Она запечатала конверт и написала на нем: «Полу». Пол Баррелл распечатал и прочел послание на следующий день. Он не нашел в нем ничего необычного – принцесса, говорит он, часто делилась с ним подобными предчувствиями.

...

«Я сижу за своим письменным столом сегодня, в октябре, и жажду, чтобы кто-то обнял меня, ободрил, помог оставаться сильной и высоко держать голову. Наступил самый опасный период моей жизни. ‹…› замышляет „аварию“ моей машины, отказ тормозов и серьезную травму черепа, дабы расчистить Чарльзу путь к новому браку.