Проклятие древних жилищ<br />(Романы, рассказы)

Иногда кто-то встает: все взгляды обращены на него, все сердца сжимаются. Быть может, есть руки, которые хотят его удержать… Бедолага подходит к стойке, и тут же возникает Жарвис. Он выглядит мягким, счастливым, как нотариус.

Человек произносит несколько слов.

Жарвис кивает и указывает направление, а оно всегда одно и то же: тяжелая несгибаемая рука, стрелка ужасающего компаса, вечно указывающая на чудовищный полюс.

Невероятно побледневший человек садится, и Фу-Ман наливает ему выпивку, много выпивки.

И словно из глотки всех посетителей рвется всеобщий крик боли и возмущения, ибо все они объединены отчаянием. Но китаец наливает виски, и все с замиранием души думают, когда же наступит их час увидеть руку Жарвиса, указующую на Неизвестность.

* * *

Однажды взревела сирена близкого корабля.

Послышались тоскливые хрипы, в сжавшихся руках лопнули стаканы.

Стояла ночь, мы вышли безмолвной группой и стали жадно всматриваться в конец улицы. Вода едва светилась в лучах луны. Мне показалось, что я узнаю безрадостный пейзаж.

В другие дни ожидание столь тягуче, что сгибаются плечи, глухо трещат кости, словно атмосферу наполняют свинцом.

Однажды вечером Жарвис внезапно поднялся среди пьющих посетителей.

Фу-Ман исчез — больше никто не прикоснулся к стаканам.

В ночи разносился вой, все вышли из таверны и глядели туда, куда указывала рука Жарвиса.

В конце лежащей в руинах улицы над низкой водой светились огни судна.

Красный и зеленый по бортам, желтый на мачте, словно он еще шел в открытом море. И еще был фиолетовый огонь — фантазия капитана.

Вокруг меня царила полная тишина. Люди дрожали и словно лишились сознания. А я с ужасом и удивлением воскликнул:

— Но это же огни Эндимиона!

* * *

Я повернулся и убежал, несмотря на ужасающее противодействие, удерживающее меня на месте.

Я слышал шаги компаньонов, которые спешили в конец улицы. В моих глазах внезапно они превратились в покорное стадо, топчущееся у ворот бойни.

* * *

«Я знаю, — сказал я себе, потом с осторожностью поправил себя: — Думаю, знаю». Я ничего не знаю.

Мое воображение ловит неведомые формы в бездне кошмара.

Кровопийцы, земные спруты, немыслимые вампиры, таинственные чудовища, которые могут жить в джунглях Гвианы и бразильского Сертао?

«Что за невидимая вещь занимала пустую каюту Эндимиона?» — вопрошает мой бедный разум, как раненая бабочка, бьющая крыльями в клетке черепа, ибо он чувствует, что точка соприкосновения Жарвиса и фантастической истины кроется именно в этом незримом присутствии.

Кровопийцы, земные спруты, вампиры… нет, не это. Хватает девственного леса и саванны, чтобы наполнить кровью их бездонные кубки.

Нет, это не то, поскольку вы, как и я, встретивший в Копенгагене двух беглых французов, встретите прочих мрачных клиентов Жарвиса в любом порту с запретными радостями.

Они будут отплясывать для вас садистский чарльстон в домах с цветами в Марселе или будут играть с вами в разорительный покер в Барселоне. И на их изжелта-бледных лицах будет написано нечто безбрежно отвратительное.

Забывают ли они когда-либо, что из-за закрытых ставен проклятой таверны доносятся болезненные шумы? Они похожи на биение огромных раненых крыл, насыщающих воздух сверхъестественным отчаянием.

Не являлись ли им в некоторые вечера лунные существа, которые, стоя на коленях, безостановочно молились звездам?

А быть может, это был туман, скользивший вдоль бара Жарвиса, туман, который, казалось, дрожит от нечеловеческой печали.

Но я вспоминаю, что мой бедный разум задает вечный и ошеломляющий вопрос:

— Кто был невидимым пассажиром Эндимиона? Дух не садится на корабль, как еврейский перекупщик. Ха-ха! Вспомни сказки бабушки, после которых ты не мог заснуть всю ночь.

Кто сворачивал шею своим жертвам?

…Кошмар, на мгновение смутное чудовище становится четким. Но во мне обитает ужас, и мой разум удерживает дымный образ молящегося тумана и зловещую и мрачную процессию существ, увлекаемых в кровавые ангары.

Я воображаю, что мои проклятые сотоварищи шли на куда более ужасающую бойню, на бойню душ!

— Ибо я их снова увидел…

Да, я вас увидел, мои друзья-бродяги, мои собутыльники по виски, мои товарищи по морским скитаниям, которым известна улица отчаяния.

В ваших глазах живет один и тот же страх. Вы стали жадными до годов, дней и секунд, которые неумолимо уходят.

Туннель разъяренного тайфуна; цейлонский камень, под которым прячется янтарный скорпион или коралловая змея; отвратительный Катило, паук-ткач Австралии; адский прибой на азорских берегах — все, что некогда вызывало у вас безудержный смех, теперь терзает ваше существо невыносимым ужасом, ибо вы имеете дело со Смертью. В смерть не погружаются, как в тихий и спокойный сон.

Дорога туда тянется вдаль.

Вы идете на другой конец улицы.

Ужасающее присутствие (Le pr'esence horrifiante)

Прислушайтесь. Позади жалкого стеклянного барьера, отделяющего нас от мрака, плотного, как сгусток крови, зло ревет буря, усиливая свой триумфальный вой.