Проклятие феи

Рози покосилась на нее с подозрением: ей нечасто доводилось слышать слово «разумно» применительно к себе. Но Тетушка лишь ответила ей обычной безмятежной улыбкой. Ее настроение, испорченное глупостью Гисмо, заметно улучшилось. Она продолжала прясть, веретено неустанно кружилось, и блестящий нос горгульи казался крохотным ярким пятнышком.

Саркон, учитель Бардера, умер в разгар зимы, в один из самых коротких дней в году, когда тяжелые облака лежали так низко, что лампы в трактире Кернгорм горели с самого утра. Его погребальный костер зажгли на следующий же день, и только Бардер и Джоб, второй подмастерье, попросили по щепоти его пепла, поскольку его жена умерла много лет назад, а другой родни не осталось. Никого больше не было, и Бардер и Джоб договорились, что трехмесячное оплакивание проведут они сами.

Кернгорм, Тетушка и сестра тележного мастера, Хрослинга, – у колесного и тележного мастеров был общий двор на площади, по другую сторону от кузницы, – помогали как могли. Не годилось, чтобы оплакивание полностью брали на себя двое юношей. Это, вероятнее всего, навлекло бы на головы Бардера, Джоба и всей Туманной Глуши гнев главного священника Двуколки, и тот разразился бы нудными речами о должном уважении, почтении и важности поддержания традиций. Всю ту зиму Бардер был занят, выглядел усталым и лишь дважды заходил домой к Тетушке, где сразу же засыпал прямо на стуле.

Катриона уже задумывалась в страхе, не стали ли они видеться реже с того вечера, когда он пошутил о том, что Рози могла бы оказаться принцессой, не нужно ли ему больше времени в свои неполные дни, чтобы заниматься чем-то другим, не начнет ли он с меньшей охотой останавливаться, когда Катриона встретится с ним в деревне. За все те годы, что они знали друг друга, между ними не было сказано ничего определенного. Ни один из них не мог позволить себе всерьез думать о свадьбе, и оба это знали, хотя Катриона давно уверилась, что Бардер заговорил бы с ней об этом, будь у них такая возможность. Он сделал ей цаплю, которую она до сих пор носила на шее, и только она, Тетушка и Рози получили ложки и ножи с вырезанными им ручками. А теперь, невольно вспомнила Катриона, Бардер в свободное время вырезает веретена-волчки и отсылает их на продажу за пределы Двуколки. Впрочем, им вовсе не нужен еще один волчок, одергивала она себя, яростно поглаживая горгулью по носу.

Флора в утешение рассказала ей, что от матери Бардера неоднократно слышали жалобы на его привязанность к «этой фее». Та утверждала, будто в их семье волшебной крови не водилось (что явно было неправдой, поскольку тетя Бардера в Древесном Свете размагичивала чайники для половины деревни, хотя иным колдовством не занималась). Однажды сам Бардер вошел в трактир посреди очередных ее разглагольствований и, забыв о сыновнем уважении, весьма грубо велел ей либо замолчать либо выражаться повежливее.

Когда Бардер подружился с Рози, Катриона подумала (обрадованно и благодарно), что изначально он сделал это ради нее. Но в связи с болезнью и смертью Саркона она начала гадать, не сблизился ли Бардер с ними обеими всего лишь из человеколюбия, только потому, что они нуждались в друзьях. Даже историю его столкновения с матерью можно было трактовать как природное рыцарство.

Однажды в начале следующей весны Катриона принюхалась к воздуху, посмотрела на облака, сверилась с предсказателем погоды и решила, что крысогномы в курятнике Труги могут и подождать до завтра. Она подмела пол в уступку собственной совести, выманив из углов труху волшебства несколькими чистящими заклятиями, а затем вышла покопаться в огороде. Тетушка ушла на Перекресточный холм встретиться с Торг и Айлиной, главными феями Древесного Света и Лунной Тени. Рози, как обычно, была с Нарлом.

Копая и пропалывая, Катриона напевала (хотя и отметила, что под влиянием Рози ее собственное пение стало менее мелодичным) и не думала ни о чем в особенности. И она все еще не думала ни о чем в особенности (разве что недоумевала, как сорнякам удается расти настолько быстрее, чем всему, что бы ты ни посадил), когда на нее упала человеческая тень. Она подняла взгляд и увидела Бардера, непривычно чистого и еще менее привычно взволнованного. Сердце Катрионы дрогнуло, голос прервался, и слезы обожгли уголки глаз.

Катриона встала и двинулась к нему, но тут заметила, что руки у нее перепачканы. Она посмотрела на них с изумлением и испугом, как будто никогда прежде не видела грязных рук, и начала уже поворачиваться к бочке с водой, где их можно будет сполоснуть, но не успела: Бардер поймал ее за запястье.