Проклятие феи

У ее локтя горела свеча, и впадины ее глаз казались огромными.

– Если… Если это тебя побеспокоило, ты правильно сделала, что пришла и нам сказала. Очень хорошо, что ты пришла. Рози, если еще когда-нибудь произойдет что-то подобное, сразу же скажи нам. Слышишь меня? Обещай. Обещай, что разыщешь Тетушку или меня немедленно.

– Да… хорошо, обещаю. – Рози с удивлением смотрела на Катриону. – А это… это затронуло только меня? Ни Бардера, ни Джоба, ни малышей?

– Да, только тебя, – прошептала Катриона, выпустила руку Рози и с глухим стуком опустилась на пол. – Разные люди… реагируют по-разному. Как Джоб на пыль. Ты не виновата.

Рози глянула в другой конец кухни, где Тетушка все еще стояла у огня, но травы в него кидала уже щепотями, а не пригоршнями, и ее напряжение заметно спало. Она посмотрела на Рози и улыбнулась:

– Возвращайся-ка ты в постель, милая моя. Все уже сделано. Кэт, ты тоже ложись. Я сама закончу.

Детская магия наконец-то выдохлась, и семь маленьких чудовищ Катрионы отправились по домам. Тибби, Даквит и Мона выглядели при этом несколько ошеломленными, как будто не могли толком вспомнить, что с ними происходило в последние четыре месяца. До конца года погода оставалась капризной (к смятению крестьян), с грозами и градом летом и теплыми ливнями после зимнего солнцестояния вместо положенных сильных морозов и волшебной изморози, по которой феи-провидицы могли что-нибудь предсказать о предстоящем годе. Катриона с Тетушкой были заняты больше обычного, выпутываясь из шалостей озорных духов, и даже добродушные домовые завели обыкновение сворачивать молоко, сквашивать пиво и швырять обувь, оставленную для чистки, в навозные кучи. Но год закончился, и начался следующий, все улеглось и вернулось на круги своя.

Первенец Катрионы и Бардера родился через восемнадцать месяцев после свадьбы, вскоре после того, как Рози исполнилось шестнадцать. Рози готовилась к тому, что начнет чувствовать себя лишней (она разговаривала об этом с Пеони, но больше ни с кем), и вечером, когда у Катрионы начались схватки и повитуху предупредили, а в кузнице не осталось дел, которые не могли бы подождать, Рози отправилась в лес на долгую прогулку. Она устроила себе основательную выволочку, вполуха слушая голоса зверей и птиц, которые передавали с ней любезные пожелания будущей матери. Так продолжалось, пока не появился Фуаб – зяблик, второй по важности целью своей жизни (первая состояла в том, чтобы вырастить как можно больше птенцов) считавший воспитание странного человека, разговаривающего с животными.

Он слетел вниз, приземлился на голову Рози и несколько раз крепко клюнул ее в макушку.

– Эй! – сердито откликнулась девочка и смахнула его прочь.

Фуаб чуть отлетел, убравшись из-под руки, а затем вернулся на прежнее место.

«Слушай внимательно! – потребовал он и клюнул снова. – Дети – это важно! Дети важнее всего!»

Каждая фраза перемежалась новыми клевками.

«Ладно, – отозвалась Рози. – Я тебя услышала. Лети отсюда».

«Вы, люди, слишком долго живете, вот в чем ваша беда», – заключил Фуаб и, расправив крылья, улетел.

Они договорились, что, если к ночи Катриона еще не родит, Рози переночует у Пеони. Но Рози все равно не смогла заснуть. Дома стояли достаточно близко друг к другу, и она слышала шум суеты, доносившийся с другой стороны двора, и видела свет, горящий в окне на втором этаже. Кроме того, до нее доносилась болтовня мышей, обсуждающих происходящее. Мыши ужасно болтливы. Они способны говорить о чем угодно, а если говорить не о чем, то обсуждают то, что им не о чем говорить. По сравнению с мышами даже малиновки замкнуты и сдержанны. Рози казалось, что если бы мыши меньше болтали, они реже становились бы обедом для кошек и сов. Но это не ее забота. Самым важным правилом животного мира было «не вмешивайся».

В ночь, когда у Катрионы родился первенец, Рози лежала рядом с Пеони и прислушивалась к рассказам мышей. Конечно, она сразу же узнала, когда показалась головка ребенка и когда последовало все остальное. Она гадала, подумала ли Катриона о мышах и почему не отослала Рози подальше: потому, что хотела, чтобы Рози узнала от них о происходящем, или потому, что ее больше некуда было отослать… А может, Катриона так волновалась из-за ребенка, что вовсе забыла о Рози. Она вспомнила темные бессонные ночи в Тетушкином домике перед свадьбой, когда внутреннее эхо рассказывало ей, что она не та, кем себя считает, и жалела, что не прихватила с собой веретено с горгульей и не спрятала его под подушку. Рози хотела было спросить разрешения взять его с собой, но это показалось ей ребячеством, для которого она уже слишком взрослая. В те последние недели перед свадьбой она отказалась от подобных глупостей.