Проклятие феи

Рози гадала, почему воздух между Пеони и Роулендом как будто временами искрится и почему, когда они вместе, волшебная мошка донимает их больше, чем следовало бы ожидать от людей, не являющихся феями и сидящих в кузнице. Она старалась не подавать виду, что ее собственная кожа зудит и ноет, когда она засиживается рядом с ними. Никогда прежде она не обращала особого внимания на влюбленных людей – не считая Катрионы с Бардером, но те полюбили друг друга еще до ее рождения, и, вероятно, к тому времени, как Тетушка привезла ее в свой дом, вся эта свербящая неустроенность уже выветрилась. Возможно, именно такова и есть любовь – первая вспышка взаимной любви. Магию всегда притягивали волнения и перемены. Рози подумывала, не спросить ли у Тетушки, но ей не хватило на это духу.

Конечно, в деревне узнали про Роуленда и Пеони. Красота и мягкий нрав Пеони превратили ее будущее замужество в предмет трактирных споров, самых оживленных с тех пор, как Рози, ко всеобщему разочарованию, не блеснула детской магией, и куда более жарких, поскольку по крайней мере половина мужчин (молодых и старых, женатых и холостых), делающих ставки, сами были в нее влюблены.

– Ну что, Нарл, ты готов принять еще одного человека на постоянную работу? – спросил однажды Грей.

Кузнец лишь неопределенно хмыкнул, но Грей изрядно удивился бы, если бы получил ответ на столь легкомысленный вопрос. Но Бринет, у которой Роуленд снимал комнату и завтракал по утрам, как-то спросила у Рози, начала ли уже тетя Пеони подгонять семейное свадебное платье к фигуре племянницы. Рози, не изменившись в лице, хмыкнула и удалилась прочь.

– Хмыкнула на меня точь-в‑точь как Нарл! Ни словечка! Ни кивка, ни улыбки! – чуть позже в тот же день возмущенно жаловалась Бринет трактирщице. – Не думаю, что работа с мужчинами вроде Нарла идет на пользу молодым девушкам, как бы хорошо они ни управлялись со скотиной.

Но Рози и без того была напряжена до предела и не находила в себе сил на болтовню с назойливыми сплетницами. Через несколько дней после разговора с Бринет она обнаружила Пеони рыдающей над недочищенной картошкой, села рядом и приобняла подругу за плечи.

– П-прости, – выговорила Пеони. – Просто… внезапно стало уже чересчур.

– А ты не можешь за него выйти? – спросила Рози, вспомнив слова Нарла и предположив, чтó именно внезапно стало уже чересчур.

– Нет, – отозвалась Пеони.

Когда этот единственный слог остановил ее слезы, Рози поняла, насколько все безнадежно. Возможно, ей помогли в этом собственные не пролитые в подушку слезы.

– Нет. Он обещан… кому-то другому. Кому-то, кого он никогда не видел. Она… На ней лежит проклятие, и из-за этого она очень одинока и печальна.

Рози упала духом:

– Значит, это семейный обычай?

Что делает кузнец в такой семье, которая обещает сыновей дочерям других людей, которых они в глаза не видели? Тем более дочерям, на которых лежит проклятие. Если он вышел из такой семьи, это, конечно, объясняет его манеры. Но тогда что он делает в кузнецах? Потому что он кузнец. Он знает дело – это видела даже Рози, да и Нарл иначе не взял бы его в ученики. Разве он не может выбросить все это из головы и стать просто кузнецом?

«Магия», – подумала Рози и нахмурилась.

Не об этом ли отчасти говорили Тетушка с Катрионой тем вечером, когда Бардер пытался выудить из них хоть какие-то ответы? Но если заклятие искало Роуленда, почему оно его не нашло? Может, потому, что он окружен холодным железом?

– Ох, Рози… – вздохнула Пеони, снова принимаясь за картошку. – Надеюсь, ты никогда не влюбишься не в того человека – не в того, хотя ты-то знаешь, что он тот самый. Это ненадолго, – добавила она, чуть помолчав. – Ему скоро придется вернуться домой и… выполнить обещание. Они должны пожениться вскоре после… после ее дня рождения. Он будет весной, когда зацветут крокусы. Как у принцессы и у тебя, Рози.

Рози хмыкнула на манер Нарла. В тот день она вернулась из Вудволда. Собаки лорда Прендергаста сбежали от егеря, чего прежде никогда не случалось. Егерь так расстроился, что лорду Прену с трудом удалось удержать его в должности и пришлось приставить к нему слежку, чтобы он не смог сбежать украдкой. Рози позвали поговорить с собаками, которые все как одна глубоко стыдились своего неблаговидного поведения и при каждой возможности смиренно ползали на брюхе перед обожаемым ими егерем.

«Не знаю, – объяснила Хьюрер, одна из самых старых и мудрых гончих. – Никогда не ощущала ничего подобного. Как будто я снова стала шестимесячной глупышкой, только совершенно лишенной мозгов. Я знавала безумных собак. Они не способны учиться. Хуже того, их не волнует, что они не способны учиться. А если егерь не знает своего ремесла, один безумный пес может испортить всю свору, потому что когда мы бежим…»

Хьюрер умолкла. Рози знала, что она имеет в виду. Когда собачий мозг полон запаха жертвы, там остается мало места для независимого мышления.

«Близится буря, – сообщил меррел, сидящий в темноте под крышей большого зала лорда Прендергаста. – Близится буря».