Проклятие феи

– Он уже попривык к нашим дорогам, – неопределенно заметил кузнец. – Просто сядь в седло и направь его.

«И держись крепче», – подумал герольд, уносясь по деревенской улице в направлении Дымной Реки.

Жребий в Туманной Глуши тянули тем же вечером. Люди немного подтрунивали над тетей Катрионы, над Нурле, прачкой, а особенно над Сником, который не был настоящей феей, но, сам не зная почему, всегда выигрывал в карты, и над парочкой других местных фей – дескать, пусть не ворожат, влияя на жеребьевку, – и над самой Катрионой, хотя та трясла головой и повторяла: «Я так не делаю, вы же знаете, что я так не делаю». Ее тетя, которая могла, но не стала бы (и в глубине души с изрядным пренебрежением отнеслась к этому якобы защищенному от жульничества жребию), только улыбалась и мягко отшучивалась. Сник же, предполагавший, что не может, но не уверенный в этом и не способный ничего с этим поделать, выглядел обеспокоенным. В Туманной Глуши любили своих фей – Нурле даже была замужем – и не принуждали их браться за веточки боярышника и рябины, защищающие от волшебного вмешательства, как поступали в некоторых городках, хотя Сник, просто на всякий случай, положил понемногу тех и других себе в карман.

Соломинки разбирали в полной тишине. Держал их Грей, поскольку отказался и сам тянуть жребий, и отдать его кому-то другому, и чем больше их выдергивали, чем меньше оставалось у него в кулаке, тем больше становилось всеобщее напряжение. Наконец Гаш, тянувший последним, поднял свою соломинку, оказавшуюся той же длины, что и все остальные.

– Так у кого же она? – спросил он.

Повисла тишина, и Катриона расплакалась. Кернгорм подошла к девушке – тетя уже приобняла ее за плечи – и разогнула сжатые пальцы: там лежала единственная длинная соломинка.

– Ты знала, – позже сказала Катриона тете, когда они вернулись домой.

Девушка сидела так близко к огню, что ее лицо опаляло жаром, а тяжелые юбки вот-вот могли обжечь ноги. Жар и яркое сияние успокаивали ее, как будто ее вот-вот уволокут навстречу некой холодной и темной, непредсказуемой участи. За ее спиной постукивала и жужжала тетина прялка.

– Ты знала! Недаром твой приход на жеребьевку показался мне странным. Я была уверена, что ты ни за что не пойдешь на именины, даже если вытащишь длинную соломинку. Ты знала, что она выпадет мне.

– Что ж, правда, – призналась тетя. – Меня это удивило – я имею в виду знание. Со мной не случалось предвидений с тех пор, как ты была еще малышкой и я увидела, что ты переедешь ко мне. Я не знала о приглашении, пока ты мне не рассказала, но ясно увидела, как ты вытащишь длинную соломинку, и поняла, что так и будет. Я подумала, что тебя это может изрядно потрясти, и решила быть рядом.

– Может, я и не пойду.

Стук. Ж-ж-ж.

– Почему нет?

– Ты призналась, что ты бы не пошла.

Тетушка рассмеялась:

– Я уже пожилая дама, предпочитаю спать каждую ночь в одной и той же постели и… Я не рассказываю тебе все, что слышу от малиновки, не потому, что не хочу, а потому, что не могу.

Катриона знала об этом. Звериная речь зачастую не поддавалась переводу даже тогда, когда казалось, что она непременно должна переводиться.

– Я знаю о королевской семье столько, сколько мне нужно. Мне кажется, тебе понравится маленькая принцесса. По-моему, тебе стоит пойти.

– Я не подойду к ней настолько близко, чтобы она мне понравилась или не понравилась, – заметила Катриона. – Она будет всего лишь горой золотистого, белого и лилового шелка с розовыми и белыми розетками.

Из всего, что друг-малиновка рассказал ее тете, переводу поддалось только описание украшений на колыбели.

– Я дам тебе защитные амулеты, – предложила тетя. – Чтобы тебя не съели медведи и не потревожили разбойники. Я даже могу дать тебе амулет, предохраняющий от камней под одеялом, когда ты устроишься на ночлег.

Катриона рассмеялась, но смех быстро утих, и она угрюмо уставилась на огонь.

– Милая, – продолжила тетя, – я понимаю, это все несколько ошеломляет.

Резко отпрянув от огня, Катриона затрясла в воздухе подолом юбки, пытаясь его остудить.

– Я не бывала дальше Древесного Света, с тех пор как… как…

– Как твои родители умерли и тебя привезли ко мне, – мягко подсказала тетя. – Да, знаю.

– И с того времени я никогда не покидала Двуколку.

– Есть ли лучшая причина отправиться дальше, чем приглашение на именины принцессы? Ступай, милая. Иди и повеселись хорошенько. Я с большим интересом послушаю твои рассказы. Малиновки склонны замечать что-то крупное и мелочи, но пропускают все, что посередине, человеческих размеров.

И Катриона отправилась в путь.

Бардер, старший подмастерье колесного мастера, предложил составить ей компанию.

– Не до конца. Я не пытаюсь взять то, чего мне не предлагали, – заверил он, встревоженно глядя на нее, хотя герольд, как обычно, неофициально сообщил, что одного-двух друзей человека с длинным жребием вряд ли погонят прочь. – Но путь неблизкий, а ты совсем одна. Он меня отпустит, если я попрошу, – добавил он, имея в виду своего наставника Саркона.