Проклятие Гавайев

– Ага. Правда, я навертел кучу завитушек, вволю позабавился с филигранью готического шрифта, – он опять пожал плечами. – А какого хрена? Все равно это подпись собаки. Я же не Руперт.

– Теперь Руперт. Ты ИМЕННО мистер Руперт, и как только ты об этом забудешь – окажешься в тюрьме Хило за мошенничество в гостинице. Это тяжкое преступление.

Он кивнул, поворачивая ключ в замке 506 номера.

– Ладно, ты прав. А псину мы переименуем.

– В Гомера, – сказал я. – Пес по кличке Гомер. Я возьму с доктора Хо что-нибудь типа письменных показаний.

– Вот именно. Как бы то ни было, это мудачье внизу не должно колыхать, как нас зовут. Они нам что угодно на блюдце с каемкой притаранят, лишь бы ральфовская кредитка авторизовывалась.

– Господи, – добавил он, – а Ральф вообще вовремя оплачивает счета?

– Может, и нет. Сколько нам потребуется времени?

– Немного. Я смогу упаковать все всходы за три дня – меня, кстати, устраивает эта параша с "запретной зоной"; нам не придется дергаться из-за прислуги.

Я кивнул. Это была другая сторона медали, и меня она беспокоила. Я знал, что мы управимся с собачьей проблемой и даже с риском внесения нового имени чау-чау и Ральфовской кредиткой, но я совершенно не разделял той легкости, с которой Эккерман планировал использовать лучший номер отеля "Король Камехамеха", что в самом центре Коны, как склад урожая марихуаны. Он хотел нанять уплотнитель отходов и спрессовать целый сад марихуановых кустов до размеров телевизора.

– Сколько там у тебя? – спросил я.

– Немного. Килограммов двести пятьдесят.

– Сколько? Двести пятьдесят? Это чересчур. Нас раскусят. И примут.

– Не стоит волноваться. Весь люкс занесен в запретную зону. Они не имеют права переступить порог.

– Херня это все. Из-за двухсот пятидесяти кило они переступят через что хочешь. Последнее, что нам сейчас нужно – это парад банчей в номер и обратно. На нас набросится весь город. Мы спровоцируем смуту в обществе. Одно дело красные блохи, но…

– Забей, – отрезал Эккерман. – Блохи нам НУЖНЫ. О лучшем прикрытии нельзя и мечтать.

Я подумал с секунду, а потом отбросил тревоги. В конечном счете, это был люкс мистера Руперта, а не мой – и именно мистер Руперт будет расписываться на листках доставки в номер. Я же всего-навсего оказываю любезность моему закадыке Стедману, богатому и известному британскому художнику. Он, видите ли, в срочном порядке улетел в Лондон, а нас попросил позаботиться об умирающем псе. Зверь был слишком болен, чтобы его тревожить. Его мозг давным-давно закоротило от непрерывного третирования красных блох, которых он, верно, подцепил на Гавайях – вероятно, в этом самом отеле. Когда мы об этом узнали, у нас не оставалось выбора, с чем согласился доктор Хо.

– Не парься на счет этого чокнутого шарлатанишки, – убеждал меня Эккерман. – Это худший кокосовый обьебосник на острове. Я его много лет знаю. Он на меня пашет.

– Что? Доктор Хо?

– Ага. У него друзья в Вайкики. Поставляют море собачьих медикаментов. И поставляют здоровенными ящиками.

Здоровенными ящиками? Собачьи медикаменты? Ну и ну. Ральфу бы это понравилось.

После двух недель в гостинице стало очевидным, что нам нужна передышка. Слишком высоко было напряжение. Мы торчали там слишком долго, и местные начинали нервничать. Риэлторы с самого начала переживали по поводу негативного эффекта, который могла оказать история нашего размещения на их рынок, а отвратный опыт рыбной ловли лишь раскочегарил их страхи.

Мы и сами куксились. Мое настроение сделалось настолько гадким после того похода, что скрывать его я не мог. Капитан Стив тяжко квасил, Норвуд смылся, пляжные сорвиголовы по-прежнему охотились за Лейлой, а внезапный отлет Ральфа в Лондон – который расстался, как он считал, со стыдом, постоянными неудачами и публичным унижением – явился свидетельством того, что даже с друзьями каши не сваришь.

В том-то и дело. Это было ясно с самого начала – хотя и не все в это вникли как следует: бизнес в Коне – это бизнес. Особенно продажа недвижимости. В одной только Коне зарегистрировано 600 риэлторов, и последнее, что им сейчас нужно – это волна антирекламы в прессе на материке. Цены на рынке взвинтили до такой степени, что я знал – такими темпами, вскоре люди будут рыбачить по месту жительства вместо того, чтобы нагрянуть сюда. Спекулянтский рынок начала 70-х нашел продолжение на Гавайях, таких же легендарных, как спесь капитана Кука.

По пиздатой, по дорожке

Когда Эккерман вернулся из Гонолулу, мы решили ненадолго залечь на дно. Даже наши друзья из «Хагго» занервничали от того, как я околачивался там три недели после отъезда Ральфа. Риэлторы вили вокруг нас сплетни. Я понимал – мы достигли той переломной точки, когда даже бармены в таверне «Кона» начали говорить "Я думал, вы уехали на той неделе", стоило мне только войти.

Или:

– О чем вы НА САМОМ ДЕЛЕ пишете?

– Неважно, – отвечал я. – Скоро узнаем.