Проклятие Гавайев

– Нет, – сказал он, – как только мы заведемся, он услышит шум и пулей сюда примчится. И заработает благодаря нам кессонную болезнь.

Капитан Стив, наконец, вернулся с глубин и дал мне знак поднять якорь. Двадцать минут спустя мы уже вновь боролись с прибоем, держа курс на север с непринужденной скоростью с троллом. Капитан Стив совсем ослабел, забираясь на борт, и уронил акваланг на ногу Эккерману, раздраконив ему большой палец и захлестав кровью всю палубу. Эккерман жадно проглотил очередную пригоршню драмамина и впал в глубочайший ступор. Мы положили ему на ногу пузырь со льдом и уложили, как жмура, на валик в тени мостика.

Я встал у штурвала, пока Капитан Стив разбирался с утлегарями.

– Ты что, окончательно выжил из своего долбанного ума? – проорал я со своего насеста на тунцовой башне. – Отвали от этих лесок! Иди поспи.

– Нет! – крикнул он. – Это рыболовецкая лодка! Мы ДОЛЖНЫ поймать рыбу.

На нем уже начало сказываться напряжение от длинной ночи. Глаза набухли, как тухлые яйца; он так тщательно пережевывал губы ночью, что теперь едва мог говорить. Пытаясь вскарабкаться на мостик, он потерял равновесие и рухнул на спину в каюту, где яростно забился в луже кровавой грязищи.

Зрелище не из приятных. С мостика мне открывался вид на палубу с капитаном и первым помощником, и оба выведены из строя. Один походил на мертвеца с раззявленной пачкой и закатившимися зрачками, другой дрыгался, как рыба со свернутой шеей.

Каша из человеческих модулей подо мной выглядела так, будто Король Камехамеха вернулся в Кону с очередной серией боевых действий и устроил на несчастных засаду. А мы – жертвы того же чудного высокомерия, что погубило гавайских воинов в период Великих Завоеваний. Мы угодили в жернова исступленного покорения – оказались в ненужном месте в ненужное время и, вероятно, за зря – и теперь плелись восвояси с залитой кровью палубой и нервами, сварившимися до состояния желе. Все, на что мы сейчас могли уповать – это на возвращение без эксцессов, радушный прием наших друзей и красотку на палубе. Тогда мы сможем отдохнуть и зализать раны. Я не мог бросить штурвал, в противном случае, лодку закружит, и винт запутается в лесках. Чтобы приманка не скрывалась из виду, приходилось поддерживать скорость в 1750 оборотов в минуту и двигаться, не сбиваясь с курса. Любое изменение скорости или направления грозило гибелью.

Если винт запутается в водорослях, придется канючить по радио, беспомощно раскачиваясь на волнах часов 8, пока спасательная лодка не явится нас отбуксировать.

Неприемлемо. Команда была не в том состоянии, чтобы сдюжить еще одни сутки в море. Я правил лодку ближе к берегу, слегка налегая на тормоз. Если прямая – самое короткое расстояние между двумя точками, рассудил я, то прямая на предельной скорости существенно сократит дистанцию.

Я все еще поздравлял себя с прорывом в высшей математике, когда был взбудоражен пронзительным воплем снизу. Я перегнулся через перила, чтобы увидеть, как коленопреклоненный Капитан Стив на корме в бешенстве указывает на бережно установленную приманку, записавшуюся в ВДВ и прыгающую в связи с этим над водой, как летучая рыба.

– Сбавь обороты! – кричал Стив. – Ты что, спятил?

Это я-то спятил, подумал я, едва не сбросив ему на башку бутылку пива. Заданный им курс завел бы нас далеко в море через марлиновые косяки. Ленивая параболическая петля прибавила бы нашей прогулочке два-три часа. Капитан Стив все еще был одержим идеей поимки рыбы. Глаза лихорадочно сверкали.

– Забудь, – заорал я, – шутки в сторону. Пора домой.

Лицо пиздострадальца говорило мне, что спорить бесполезно. В его мозгу не было пространства для мысли о возвращении в порт без рыбы; и мне казалось, он вот-вот махнет за борт с ножом в зубах, если сочтет, что оно того стоит. Помимо всего прочего, это была ЕГО лодка. Я не был готов взбунтоваться, поэтому дал по тормозам и сменил курс, чтобы его порадовать. Он вновь захлопотал над лесками и взялся за пиво. Я занял выгодное положение и какое-то время слушал радио, клюя носом по мере того, как солнце раскалялось. Периодически меня будили взрывы тарабарщины, издаваемой рацией:

– …вызываю Ципочку, ответьте!

Продолжительная пауза и треск сквернословия, а затем:

– Чертпобери, чертвозьми, да, чертпобери, да, это Ципочка. Вас слышу, каковы ваши координаты? Прием.

– Они не наши. Прием.

(Грубый ржач и еще большая ругань)

– Так вот, чертвозьми, там и оставайся, урод, и даже не приближайся ко мне.

– Что? Ципочка, повторите!

– Держись от меня подальше. У меня на борту две голые девицы.

(Пауза и треск)

– Каковы ваши координаты, Ципочка? Я сам голый. Давайте скооперируемся.