Дорога петляла между поросших диким вьюном и кустами холмов, за которыми показывались возделанные поля и сады с гнущимися от плодов ветвями, над которыми виднелись темные крыши селений.
За очередным поворотом впереди показалась одинокая фигура, и Улнар зашагал быстрее, рассчитывая догнать прохожего и поговорить с ним. Путник был в длинном, ниже колен балахоне ярко–красного цвета с черной оторочкой, перетянутый в талии широким узорчатым поясом. На ногах простые ременные геды. Расслышав шаги за спиной, человек остановился.
— Да хранит тебя твой покровитель, воин, — сказал фагир. Судя по одежде и надетой на шею массивной железной цепи с висящим на ней шариком из красного камня, он поклонялся Игниру — богу огня и хаоса, одному из Четырех Сущих. На поясе фагира висел широкий кривой кинжал в простых ножнах.
— Да будет так, — ответил Улнар. — И тебя пусть хранит покровитель. Как ты узнал, что я — воин?
Фагир окинул его цепким взглядом, прищурился от бьющего в глаза солнца и улыбнулся:
— Это заметно сразу. Не удивлюсь, если окажется, что ты из Братства.
— Поистине, ты видишь каждого насквозь. Но скажи: не знаешь ли, где ближайшая таверна?
— Я как раз туда и направляюсь.
Они коснулись предплечьями и пошли рядом.
— Как твое имя, воин? — спросил фагир.
— Улнар.
— Я не ошибся. Будь ты мергином, ты не назвал бы имени или сделал это неохотно. Итак, ты возвращаешься с того берега?
Улнар кивнул. Воин был немногословен, а разговор затеял, чтобы узнать, где таверна. Хотелось горячей пищи и холодного вина.
— И как там?
Игнорировать вопросы фагира было не принято. Всякий знал: они — средоточие мудрости, справедливости и благочестия. Помимо служения Сущим, фагиры являлись судьями, от их слов и решений часто зависела чья‑то жизнь и судьба.
— Все как и прежде. Мы убиваем морронов, морроны — нас.
— Вы делаете благое дело, — фагир быстро семенил, не поспевая за широким шагом воина, но Улнар этого не замечал. — Если бы не Братство, морроны куда чаще приходили бы на на эту землю. Кто знает, что было бы тогда? Хвала Сущим, что вы можете их сдержать.
— Это становится все труднее.
— Почему же? — не унимался словоохотливый спутник.
— Братству нужны воины. А их приходит все меньше.
— А почему ты вступил в Братство?
Улнар приостановился, затем продолжил идти, так и не ответив фагиру. Заминка не осталась незамеченной.
— Так все же: почему?
— Я не спрашиваю, почему ты стал фагиром, — ответил воин. — Каждому свое.
Брови священнослужителя взметнулись вверх. Слова воина неуважительны, и он не может этого не знать. Конечно, походы в Кхинор и полная опасностей жизнь делают из братьев циников и грубиянов, но это не повод разговаривать неподобающим тоном.
— Воистину, это так, — почесав пухлую щеку, промолвил фагир. — Но скажи мне, воин, веруешь ли ты в Сущих?
— Верую, святой фагир.
— Отлично. Кто же твой покровитель?
— Великий Игнир.
— Даже так! — воскликнул попутчик. — Как ты, должно быть, заметил, и я служу ему же. Где же твой тоф, брат?
Улнар остановился. Рука машинально потянулась ко лбу, где, по обычаю арнов, должна находиться повязка или тоф — символ веры и покровительства Сущего, под луной которого родился человек. Потянулась — и замерла в воздухе. Тофа не было.
— Так где же он?
Вопрос не был праздным. Тоф носили все верующие. Его отсутствие не считалось серьезным грехом, но вызывало вполне объяснимую неприязнь и подозрение. Ведь лесные мергины не носят тофа. А им запрещалось иметь оружие. Даже в чехле за спиной…
— Я потерял его, — взгляд Улнара встретился с глазами фагира. Воин почувствовал себя неловко. Да, можно найти любую красную тряпку и повязать на голову, но потерянный тоф был освящен в главном храме Ринересса, и воин не хотел носить иной. Его покровитель заслуживает тоф из самой дорогой материи и, добравшись до города, Улнар не пожалеет асиров на самый лучший… Прежний тоф не потерялся — Улнар перевязал им раненого товарища. И объяснять это фагиру не собирался. В отличие от них, он не говорил о вере, ревностно храня ее в самой глубине души.
— Это нехорошо, — проронил фагир. — Не забудь купить тоф тотчас, как окажешься в городе. Игнир не прощает неуважения. А стражи могут принять тебя за мергина.
Улнар молча кивнул. Странно, но он чувствовал неприязнь к святому человеку. Родившиеся под одной луной — братья по духу. Так говорят в народе. Улнар же чувствовал иное и обрадовался, заметив частокол и видневшуюся над ним крышу.
— Вот и таверна, — довольно сказал он.
Остановившись перед массивными воротами, он постучал. Открылось окошко, и глазам путников явилась жующая физиономия слуги. Узрев фагира, служка мигом распахнул тяжелую створку, пропуская гостя внутрь, а на воина даже не взглянул:
— Проходите, святой фагир!
Вслед за служителем Улнар прошел внутрь. Тяжелая массивная мебель, узкие вытянутые окна, напоминавшие бойницы, запах дыма и еды. Таких таверн Улнар видел предостаточно. Внутри было прохладней, чем снаружи, что радовало после жаркой дороги. Первым делом слуга бросился к фагиру, тщательно вытер стол, за который тот сел и, спросив пожелания, исчез на кухне.