Проклятие Ильича (СИ)

Марьяна Ильинична Левина очнулась от удивления. Удивительно не болело правое запястье, ещё более удивительно не болел правый локоть, да и колено не простреливало от малейшего движения. Неспроста!

Комната была… незнакомая. Ладно, и не комната вовсе. Камера. Сырые замшелые стены из грубо обработанного камня, деревянные нары, ржавыми цепями прикрепленные к стене, толстая деревянная дверь с окошком, забранным кованой чёрной решёткой. Не санаторий и не курорт. Может, она и не проснулась вовсе? Странное это место, не с чего Марьяне Ильиничне в нём оказываться. Она вообще в парке гуляла… с мужем. Ох, а где же Володя?

Марьяна Ильинична огляделась и вздрогнула всем телом — на соседних нарах сидела одетая в лохмотья старуха, сверлившая соседку тяжёлым взглядом из-под низко нависших седых бровей.

— Проспалась? — скрипучий голос резанул по ушам и нервам.

— Где мы?

— Головой, штоль, приложилась? Знамо где. В застенках, — уверенно проскрежетала старуха.

Оглядев комнату целиком, Марьяна Ильинична пришла в ещё большее недоумение. Это что за ядрить кадрить твою налево? Точно камера. Да ещё грязная, воняющая нечистотами и тёмная. Голова гудела. Всё казалось странным и нелогичным, но при этом до противного реальным. Жёсткое дерево нар было твёрдым и немного засаленным на ощупь. Ветхая ткань платья — грубая. А руки оттягивали кандалы…

Левина во все глаза уставилась на чужие руки. Тонкие, загорелые пальцы. Маленькие ладони. Длинный шрам на запястье. Молодые девичьи руки. А Марьяна Ильинична, вообще-то, пенсионерка, и таких рук у неё не было уже лет двадцать. Вернее, таких маленьких и тонкопалых — никогда не было… Да и кандалы… Как она их сразу не почувствовала? Что за сумбур?

Вскочив с нар, она чуть не упала. Тело ощущалось странно. Накатила внезапная слабость. А ещё пол. Пол был слишком близко. Закружилась голова.

— Ты чевой? — обеспокоенно спросила старуха, на что получила полный шокированного недоумения взгляд.

Естественно, никакого зеркала в сырой замызганной камере не нашлось. Пометавшись из стороны в сторону, Марьяна Ильинична села напротив старухи и напряжённо спросила:

— Где мы? Что происходит?

— Ох, девка, совсем ты, штоль, плоха? — вопросом на вопрос ответила старуха. — В казематах Бваруга Третьего мы, где же ещё?

Если это и сон, то гиперреалистичный и чересчур долгий. Пора бы проснуться. Но вместо долгожданного пробуждения на Марьяну Ильиничну надавило тяжестью воспоминаний. Таких же чужих, как и руки. Невнятные картинки прошлого, какие-то леса-болота, погоня, холод, сырость… и смерть. Звали девушку, в тело которой вместилось сейчас сознание Марьяны Ильиничны, Ора. И эта Ора умерла. Решила погасить свою искру.

С искрой дело обстояло непонятно. Искра — это, кажется, способности. Зачем девушка погасила свои способности? С этим пока никакой ясности, но хорошо хоть понимание чужого языка осталось. Да и воспоминания… Какие-то из них наверняка будут полезны, но точно не все. В колышущемся в голове мутном озере обрывков чужой жизни разобраться никакой возможности. Вон и голова уже начала трещать от усилий.

— Пожалуйста, расскажите мне с самого начала, что случилось, — попросила Марьяна Ильинична у старухи. — Ничего не понимаю, голова болит жутко, воспоминания путаются. Словно меня гнали через лес, а потом поймали…

Старуха воззрилась на свою собеседницу, будто у той рога выросли.

— Конечно, гнали… Ты кто, ведунья была?

Марьяна Ильинична ведуньей не была. Тренером была, спортсменкой была, комсомолкой была, да и красавицей в своё время тоже была. А вот ведуньей — точно нет. Но в памяти Оры, в смутных отголосках чужой и, признаться, чуждой жизни всплывали какие-то странные образы. Колдовство. Или, вернее, ведунство. И страх. Бесконечный, стылый страх, впитавшийся в подкорку настолько, что сковывает не только тело, но и душу.

Ора родилась дефективной. Способной на нечто иное, чем простое большинство. И девушка с самого малого возраста знала, что за эти способности, за волшебный, чудесный дар её и убьют.

— Да. Ведунья, — глухо отозвалась Марьяна Ильинична, разом переживая и болезненный жизненный опыт девушки, в тело которой она попала, и смятение от этого самого попадания.

Но как так вышло? Они же с Владимиром Ильичом гуляли в парке… а потом… ещё гуляли? Что же произошло?

Чёткой картинки не было, то ли мешали чужие воспоминания, то ли свои утратили плотность и теперь неосязаемой дымкой витали на задворках сознания. Почему-то Марьяна Ильинична прекрасно помнила свадьбу с Владимиром Ильичом. А особенно — французские лодочки, которые удалось найти на её сорок первый размер. Пусть не белые и даже не бежевые, а красные, но какие красивые! Эти лодочки пенсионерка до сих пор берегла — память же. И эта самая память Марьяну Ильиничну сейчас подводила. И до чего подло! Путала и пугала смутными образами, от которых только сильнее раскалывалась голова. А что если это деменция? Или этот, как его… Альцгеймер? Подкрался незаметно и шарахнул прямо по затылку.