Проклятие Ильича

Стоп. Три… Блин, как эта ерунда всё же называется? Аутодафе? Не, это процесс, а сам столб? Ладно, три места казни. Одно для него, и что-то говорил Фоня или Эркин про то, что его ведьму должны тоже сжечь. Это когда он про Марьяну спросил. Ну, нет. Так нельзя! Ладно его, но Дюймовочку? Сссссуки. Точно всех проклясть их надо.

Между тем нечёсаные блондины привели его к среднему столбу и сноровисто — опыт чувствовался — привязали руки сзади, а после и ноги. И не успокоились — и третью точку опоры соорудили, за шею прихватив колючей конопляной верёвкой, не туго, правда. Ну, что, сынку, помогли тебе твои ляхи? Это про дзюдо. Эх, надо было в карате в детстве записываться. Так запрещены те подпольные секции были. Может, и не зря. Ботаники в них не ходили, а ходили хулюганы всякие. Тьфу, опять мысли не туда свернули.

Еркима между тем привязали к лавке в горизонтальном положении. Одежонку с него сорвали, и толпа заволновалась в предвкушении действа. Вышел на помост, где стояла та лавка, мужик с кнутом. Хреновые тут режиссёры. Ни красной маски с капюшоном на голове у палача, ни обнажённого по пояс мускулистого торса, ни даже трико, обрисовывающего накачанные икроножные мышцы. Нет. Ничего этого нет. Мужичок, ну хоть не плюгавенький, приличный такой мужичок с завитой в колечки бородой в пиджачке таком же кургузом, как на Левине, вышел на помост и, не раскланиваясь с публикой и сидевшими чуть выше на другом помосте князьями всякими и чадами ихними с домочадцами, принялся методично стегать толстым кнутом местного Робин Гуда. Ерким вытерпел удара три, а потом орать и материться стал, а после двенадцатого затих и только головой дёргал при следующем ударе. Палач выдал положенные удары и отошёл на край помоста, где передал вьюноше со взором горящим плеть (или кнут, знать бы отличия) и принял у него деревянное приличное такое ведро. Литров на двадцать. От Еркима парок поднимался — холодно всё же на улице. В камере холодно, а тут и подавно морозец. От палача, от непокрытой головы его, тоже парок лёгкий пошёл, притомился дядька. И солнечные лучи этот парок в розовый цвет раскрасили и что-то наподобие нимба организовали. Ангел этот недоделанный — крыльев-то не дали — подошёл к Еркиму и окатил его холодной водой. Почему холодной? Да кто её греть здесь будет? Сейчас костёрчики разведут — и все согреются.

Очевидно, что-то пошло не так. Два других столба были свободными. Никто ведьм к ним так и не привязал.

Событие семнадцатое

Специалист — это человек, который избегает небольших ошибок, неизбежно двигаясь к крупному промаху.

Следствие Вайнберга

А боялся ли Левин действа, что над ним сейчас произведут? Наверное. Всё некогда было подумать: то драки, то снова драки, то Фоня с обедами. Может, мозг специально себе думки находил, чтобы о костре не думать? Жуткая, наверное, смерть. И в петле не сахар. На электрическом стуле ещё не весело. А четвертование на Руси? Ещё какое-то колесование есть. Конями раздирают или берёзами. Так и расстрел, должно быть, не сильно большое удовольствие. Кто-то там сказал, что ожидание казни страшнее самой казни. А он как-то сумел проскочить этот период, только сейчас накатило. Уж поджигали бы быстрее, а то паниковать и кричать начнёт.

Как там этого товарища звали? Ну, который «пятница, тринадцатое». Короля точно Филипп какой-то по счёту. А проклинателя? Жан? Нет. Вспомнил! Последний Великий магистр ордена Тамплиеров — Жак де Моле. Он на костре проклял всю династию Капетингов. Читал цикл романов Мориса Дрюона «Проклятые короли» в институте Владимир. Тяжеловато написано, но тогда выбор был не таким большим. Всю серию проглотил.

В это время на помост к князю и его окружению по приставной лестнице взобрался тучный гражданин в сутане. Она была без капюшона и коротковата. По колено где-то. Очевидно, что хотели её выкрасить в ярко-красный цвет. Но, видимо, не судьба. Подвела местная промышленность по производству анилиновых красителей. Получилась бурая, не прямо как свекла — чуть поярче и покраснее, но один чёрт до алого далеко. Монах сей был, в отличие от остальных аборигенов, подстрижен. Не полубокс и не тонзура выбрита. Просто надели на голову горшок и обкорнали всё, что наружу торчало. При этом цирюльник приходской забыл остатки супа жирного из горшка вылить и ополоснуть его. Капустные листья обстриженный смахнул с головы, а вот жир, что на макушку ему стёк, просто размазал по голове. Потому волосы местами слиплись, местами лоснились, а местами открывали пролысину, на макушке зачинающуюся.

Монах приблизился, кланяясь, к группе местной аристократии и чего-то им зашептал. Действо сие происходило метрах в двадцати — двадцати пяти от Левина, и он ничего не услышал. А вот возглас одного из сидящих даже сквозь гомон толпы долетел.

— Как «сбежали»?! Догнать! Привезти! — и вскочил товарищ, и ногами затопал.