Проклятие итальянского браслета

– Что значит – какая модель? Ну, он синенький такой, кругленький… – показала руками Алёна.

– Я имею в виду номер модели, – улыбнулся Константин с тем выражением, с каким врачи обычно улыбаются идиотам. В смысле, идиоткам.

– Я не знаю… – развела руками Алёна, оправдывая диагноз. – А у него что, есть номер?

На самом деле она отлично помнила, что у ее «Самсунга» есть номер – 1500. И пылесборники ей в самом деле были нужны! Но если сейчас она назовет номер и мешки найдутся, придется для конспирации их покупать, а в это время Данила исчезнет! И Алёна ничего не успеет у него спросить!

– Извините, – пробормотала она, приклеив к лицу виноватую улыбку, – я теперь вспомнила, на пылесосе и правда какие-то цифры написаны. Я посмотрю, а завтра приду. Хорошо?

– Как вам будет угодно, – кивнул Константин, – хотя у нас есть одна модель пылесборников, которая практически для всех «Самсунгов» подходят. Универсальные мешки!

– А вдруг к моему они не подойдут? – старательно испугалась Алёна. – Нет, я лучше посмотрю номер… спасибо, до свиданья!

– До свиданья, – пробормотал Константин, даже не поглядев вслед рассеянной клиентке, которая с невероятным пылом вдруг рванула к выходу. Поработайте в «Видео» – и не такого еще насмотритесь!

Дела давно минувших дней

Утром я надел фрак (правильнее будет сказать, фрачок, настолько он кургуз и неказист, а впрочем, без ложной скромности сознаюсь, что я, по отзывам, выглядел в нем весьма авантажно и, главное, старше своих лет!) и отправился с визитом к их превосходительствам.

Петрозаводск показался мне неказист. Каменных домов раз-два и обчелся, а именно три. Один из них оказался гостиный двор – одноэтажный, узкий, с галерейками и арками. Напротив находилось деревянное и тоже одноэтажное здание театра. Я обрадовался, увидав, что расположен он на столь бойком месте, как торговая улица. Значит, о предстоящих спектаклях все извещены!

Неподалеку нашел я небольшую площадь, где полукругом располагались так называемые присутственные места. Неподалеку стоял и губернаторский дом, каменный, в три этажа, очень просторный, вытянутый в длину крыльями и флигелями. Вокруг раскинулся очень недурной парк – понятное дело, занесенный снегом, но с тщательно расчищенными дорожками. Собственно, единственный этот дом производил поистине городское впечатление, и я, петербургский житель, русской провинции в глаза прежде не видавший и побаивавшийся ее, несколько приободрился.

Я был удивлен той быстротой, с какой приняли меня их превосходительства. Я как актер привык к пренебрежению со стороны сильных мира сего. Я тогда недооценивал скуку здешней жизни, когда всякий новый человек – вдобавок прибывший по своей воле, а не ссыльный! – становился сразу интересен. А к актерам, благодаря увлечению губернаторши, вообще было особенное отношение.

Губернатор оказался сморщенным, сгорбленным седовласым старцем весьма почтенного вида. Его супруга – очень высокой, почти с меня ростом и гораздо выше своего мужа, с великолепной фигурой. Лет ей было… ну, словом, как говорится, женщина бальзаковского возраста. Одетая в синее платье, она казалась большой удивительной птицей рядом с воробьишкой-мужем. Говорил губернатор мало, хотя и приветливо, порою украдкой позевывал и очень скоро удалился, сославшись на необходимость читать какие-то важные бумаги. Помню, мелькнула у меня мыслишка, что он отправился просто-напросто поспать.

– Ангел мой, – выразился он по-старинному, обращаясь к жене, – предоставляю тебе занять нашего гостя.

Ее превосходительство послала мужу ласковую улыбку и посмотрела на меня. У нее были прекрасные серые глаза, которым синее платье придавало голубоватый оттенок, а волосы темно-русые. Черты лица нельзя было назвать иначе как породистыми. Вообще лицо поражало не столько красотой, сколько оригинальностью. Впечатление ее внешность и манеры производили очень сильное. Я вдруг подумал, как скучно, должно быть, такой очаровательной женщине в этой глуши – неудивительно, что она так увлечена театром!

Я робел и путался в ответах. Особенно часто спотыкался на словах «ваше превосходительство», которые почему-то вставлял то и дело, и в конце концов хозяйка приказала – именно что приказала! – мне называть ее Эльвирой Михайловной.

Я с восторгом подчинился. Ну, первое дело, повторюсь, мне еще не приходилось быть в такой короткости с сильными мира сего. Кроме того, эта женщина рождена была властвовать людьми и их сердцами. Что скрывать – я влюбился в нее с первого взгляда, но, конечно, понимал, что это навеки останется влюбленностью пажа в королеву. Ну что ж, для начала я решил ни в коем случае не выдавать своих чувств, чтобы не показаться смешным.

Собственно, говорили мы только о делах. Для начала Эльвира Михайловна посоветовала мне съехать из гостиницы и сыскать квартиру в городе.

– Не то разоритесь у этого Яаскеляйнена, он с проезжающих, по слухам, три шкуры дерет, – сказала она. – У любой, самой жадной старушки комната дешевле, да еще и со столом.