Проклятие итальянского браслета

Ну да, Алёне было плохо, реально плохо… Ревность и ярость в смеси с чрезмерным количеством розового вина, теперь уж совсем не казавшегося чудесным, создали в организме дивный коктейль (слово «дивный» здесь имеет садистский оттенок и выступает в качестве синонима слова «кошмарный»). Алёна даже сама не понимала, от чего больше страдает и что ее мучает сильнее: боль в разбитом сердце или тошнота. В конце концов одолела вторая. Писательница Дмитриева приоткрыла окно, легла на живот, чтобы меньше мутило, и попыталась отвлечься, вспоминая что-нибудь хорошее… ну, книжку какую-нибудь любимую, что ли. Почему-то пришел на память «Театр» Сомерсета Моэма и бессмертная фраза Джулии Ламберт: «Что такое любовь против бифштекса с луком?»

«Что такое любовь против похмелья? – грустно размышляла Алёна. – Да и не любовь это, а так… бесов тешили вместе, вот и все. Тешили, а теперь не станем. Впрочем, чего я так переживаю? Какая мне, собственно, разница, кем работает Дракончег? Да хоть ассенизатором и водовозом, революцией мобилизованным и призванным! Он что, моя собственность? Нет. Это пускай его жена переживает, что он выставляет себя голым напоказ и тискает всех, кто под руку попадется! А может, она даже и не переживает. Может, для него это сублимация. Может, он дает таким образом выход всем своим сексуальным переборам. И потом с женой безукоризненно нежный, не мужчина, а облако в штанах… Просто нехорошо, что он мне наврал… в смысле, не сказал, где работает… А что в этом нехорошего? Я бы спятила от ревности, и не было бы противоядия в виде этой кошмарной, но целебной в духовном отношении тошноты… И вообще, почему он должен мне о таких вещах говорить? Кто я ему? Да так, по сути – никто!»

Вернувшись на круги своя этих невеселых размышлений, Алёна наконец-то заснула… тошнота отступила, и сны ей являлись довольно приятные, даже, можно сказать, красивые: зеленые поляны, окаймленные белыми березами, костры, через которые прыгали парни и девушки в белых одеждах… словно кадр из фильма про жизнь каких-нибудь там русичей… потом вдруг чей-то голос произнес с кинематографическим акцентом: «Гор-рячие финские парни!» – и Алёна погрузилась в некие белые метельные вихри, из которых почему-то то и дело выступали изможденные, с фанатично горящими глазами лица чернобородых и черноволосых мужчин и некрасивых, с поджатыми губами, гладко прилизанных женщин. Причем лица возникали неторопливо, словно давали Алёне время рассмотреть себя и опознать… и во сне она развлекалась тем, что кого-то узнавала, а кого-то нет. То есть узнала она, строго говоря, одного только Якова Мойше… то есть, пардон, Михайловича Свердлова, а на остальные физиономии только махала рукой – отстаньте, мол, мы с вами незнакомы! – они и отставали покорно. Но некто – носатый, с чрезмерно светлыми, беспощадными, выпуклыми глазами (может, базедовой болезнью страдал, а не только типичной революционной чахоткой?), с твердым подбородком, большим ртом, высоченным лбом и низко нависшими дугами бровей, что придавало его лицу, обрамленному разлетевшимися волосами, не то футуристическое, не то дегенеративное выражение, задержался. Маячил и маячил, глядя на Алёну Дмитриеву так, словно размышлял, подписать ей ордер на арест или сразу, у ближайшей стенки, отправить в штаб Духонина без всякого ордера.

Потом гордо провозгласил:

– Валериан Львович!

И исчез.

Похоже было, что мажордом представляет нового гостя, однако на смену Валериану Львовичу в Алёнин сон решительно никто не пришел, потому она сочла, что Валериан Львович представил сам себя. Ну и зачем он ей? Кто он вообще такой? Этого Алёна решительно не понимала, а потому никого больше в свой сон не пустила и заснула очень крепко – до той минуты, пока ее не разбудил оглушительный трезвон, в котором она не без труда опознала сигнал своего мобильного телефона. С зажмуренными глазами поднесла его к уху:

– Алло?

– Привет, – раздался знакомый голос. – Добрый день.

Дракончег? Или это все еще сон?

Алёна открыла один глаз. В комнате царил приятный полумрак.

– Ты имеешь в виду, доброе утро?

– Ну, это как посмотреть, – ухмыльнулся Дракончег. – Вообще-то, полдень – это половина дня…

– Как полдень?!

– Молча.

Ну да, у нее очень плотные шторы…

– Ты все еще спишь, что ли? – удивился Дракончег. – Ничего себе! Вот так жаворонки и превращаются в сов. Похоже, вечеринка удалась!

– Более чем, – прохрипела Алёна. – «Зергут» мне очень понравился.

– Дорогая, проснись. Ты вчера была в «Визарде».

– Я перепутала, мы были в «Зергуте». Там замечательный мужской стриптиз!

– Да-а?.. – протянул Дракончег со странными интонациями.

– Именно так, – ответила Алёна, у которой сон словно рукой сняло от того, как повернулся разговор. – Красивейший, отлично сложенный парень, очень похожий на тебя, между прочим.

– Хм, – произнес Дракончег с теми же странными интонациями.

– Вот тебе и хм! Даже зовут так же, как тебя: Дракон… то есть это… Саша.

– Кто тебе открыл имя стриптизера? – насмешливо спросил Дракончег. – Ведь это профессиональная тайна, насколько мне известно.