Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

   — Взгляните на те две колонны, юноша! Бывает, что утром венецианцы видят между ними труп преступника, вкопанного головой вниз, так что вверх торчат только ноги, привязанные к колоннам. Закапывают же ещё живого человека, затыкая только его рот, чтобы казнимый не перебудил своими воплями окрестности. Вот так поступает у нас в Венеции Совет Десяти с теми, кто не захотел раскрыть рот во время беседы. Помните это, юноша! Как знать, каким боком повернётся к вам богиня Фортуна...

Андрей не слышал, как к нему подобрались. Только руки молодого человека были мгновенно заломлены за спину — и не больно вроде бы, но не шевельнуться, не вырваться. Вот верёвка стянула запястья туго и обжигающе, вот второй верёвкой обвязали щиколотки.

Старик в коричневом плаще безмолвно и равнодушно наблюдал за происходящим. Как удачно он заговорил Молчану зубы, отвлёк внимание своим мнимым проколом с определением национальности. Не простой старик, и не простой разговор затеял, понял, хоть и с опозданием, Андрей. Со смыслом разговор.

Не дож, но Совет Десяти на самом деле правил Венецией. Он казался всеведущим и всемогущим, тайно наблюдая за своими подданными и приезжими, тайно допрашивая казавшихся опасными или подозрительными, тайно убивая навлёкших гнев. И открыто выставляя на обозрение тела своих жертв.

Странная троица англичан приехала в город, обручённый с морем. Учёный-доктор, настолько поглощённый богатствами Библиотеки Марциана, что не замечал откровенной неверности собственной жены. Да молодой дворянин в дополнение, целыми днями рыскающий по городу, словно в поисках чего-то. Или кого-то.

Вот пусть и расскажет, что ищет. Или — кого.

Если не хочет, конечно, чтобы завтра на его ноги, торчащие из земли, глазели пришедшие на пьяцца Сан-Марко.

Пока же на связанного Андрея надели длинный мешок, скрывший всё тело. Сильные руки (уж не те ли самые, что вязали?) приподняли Молчана и куда-то понесли.

Привычный замечать странности, Андрей задумался о том, куда пропали звуки. Ткань мешка не могла быть настолько плотной, чтобы их поглотить.

Либо его несли по безлюдному пространству — это у центрального-то собора перед вечерней молитвой! Либо — и это вероятней — прихожане сейчас молча расступались перед зловещей процессией из служителей Совета Десяти и их очередной жертвой. В храме уместно помнить о страхе перед Богом; перед храмом напоминали, что бояться стоит не только Его десницы...

Тишина.

Затем Молчан услышал тяжёлое дыхание тех, кто его нёс. «Начали уставать», — с невольным сочувствием подумал Андрей.

Проявились шаги — гулкие, размеренные. Значит, вошли в помещение. Большое, с высоким потолком; иначе такое эхо не пробудить.

Скрип. Дверные петли? Видимо, да. Эхо шагов поменялось, теперь это скорее отражение звуков от стен. Другое помещение, меньше прежнего?

И ещё скрип. И ещё.

Облегчённый вздох носильщиков — очевидно, принесли на место.

Андрея положили на холодный пол, лицом в гладкий камень. Бережно положили, что немного успокоило. Молчан знал, что перед пыткой жалеть некого и нечего.

Кто-то осторожно тронул его ноги. Но не развязал верёвки, стягивающие щиколотки, сделал что-то иное.

Андрея снова приподняли, как-то странно, головой книзу. Рывок вверх — и тело Молчана повисло, раскачиваясь. Сам собой на пол упал мешок, и наконец-то стало возможно рассмотреть помещение, куда его принесли.

Полутёмный зал без окон, где светильники обозначили стены, переходящие в сводчатый потолок. «Похоже на пыточную в Александровой слободе», — подумал Андрей.

Но сам он не на дыбе, руки остались связанными за спиной. Суставы так не растянешь, и бить неудобно: тело от удара кнута начнёт крутиться, удар на удар не положишь.

Не получится и длинного разговора. Кровь подвешенного с каждым мигом сильнее притекает к голове, и вопрос времени, когда Молчан окажется в обмороке.

Значит, короткий диалог. В максимально неудобном для арестованного положении, чтобы допрашивающим было проще поскорее докопаться до истины.

Вот и они, за двумя столами. Три человека за первым; в одинаковых багровых одеяниях с низко опущенными на лица капюшонами. Ещё один — за другим столом, с большим подсвечником. Секретарь, видимо. Молодой, с робкой ниточкой усов, остроносый, бледный даже при свете свечей. В светлой рясе...

Доминиканец. Инквизитор! Только этого не хватало!

   — Что ты ищешь в нашем городе, англичанин?

Голос из-под капюшона звучал глухо и без эмоций. Кто из трёх судей заговорил?

Да какое это имеет значение? Для Андрея — никакого...

   — Я сопровождаю учёного, доктора Джона Ди. И отвечаю за его жизнь и здоровье перед своей королевой.

   — Ты говоришь на итальянском как уроженец Рима.

   — Это благодаря учителю фехтования, синьору Маттео...

   — Ты учился в Лондоне?

   — В Москве. Я московит.

Странно видеть, как судья, что в центре, откидывает капюшон. Странно, потому что Молчан видел всё вверх ногами: казалось, что капюшон на мгновение упал вниз, затем же, чудесным образом, скрылся, взметнувшись кверху, за шиворот.

   — Снимите его.