Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

— Все приведённые сюда достойны смерти, — весомо сказал царь. — Но, если сам Господь даже в гневе Своём являл милость, то мне ли в гордыне стремиться превзойти Бога нашего? Измена да ересь — преступления непростимые, тут милости невозможны. А вот казнокрады да тати ночные... Избегнув суда земного, они всё равно окажутся на Суде Страшном. Спросит тогда их Сын Божий: «Не открыт ли вам был путь к искуплению?» И скажут они истину, что был путь. Кто исправится — пойдут по правую руку от Господа. Грехи же нераскаянных — не на наших руках будут! Вот, возьмите, дарю их вам, принимайте, уводите с собою, не имею никакого суда над ними!

Царь указал посохом на первую группу из приговорённых к смерти.

Вороны, мирно сидевшие на деревьях и кремлёвских стенах, испуганно взвились в воздух, такой вопль вырвался из десятков глоток. Слава милостивому государю, благословение Божье на него и его близких! Аллилуйя, осанна во веки веков. Что там ещё сказать можно; сказать надо — чтобы не показаться неблагодарным. Жить будем, братья, и жизнью своей доказывать, что не ошибся государь, являя свои милости!

Потом многие забудут всё: и слова проникновенные, и обещания праведной жизни. Пока же помилованные искренни. Оставим их спускающимися с поскрипывающих помостов, счастливых, родившихся во второй раз.

— Какой фарс, — поморщился фон Розенкранц.

Альберт Шлихтинг не на шутку перепугался — не услышал ли кто? Немецкий среди московитов знали многие: торговля процветала. А чужеземца в такие минуты разорвали бы на куски за государя безо всякого приказа. Поэтому слуга лекаря начал осторожно отодвигаться от опасного соседа.

Розенкранцу это было, казалось, безразлично. Бросил лишь косой, блеснувший зелёной искрой взгляд вслед померанскому трусу и снова с жадным вниманием растворился в происходящем у плах и крестов.

В руках у Андрея Щелкалова снова длинный свиток. Теперь — иной, с висящими на золотых шнурах государственными печатями. Кто говорит, что бумагой не убить? В этом свитке — больше сотни смертей!

Кого-то привязывают к столбу недалеко от помоста, где остался стоять царь московитов. Шлихтинг пригляделся, щуря несколько близорукие глаза. Похолодел. Говорили, что канцлер Висковатый в немилости у государя, но... Чтобы казнить... Хотя — поступил же подобным образом английский король Генрих VIII с Томасом Мором? Не варвар — европеец. Опасная должность — канцлер. Опасно быть с иноземцами: проникаешься чуждыми мыслями, следуешь иным интересам, не так ли?

Дьяк Щелкалов громко, чтобы всем слышно было, зачитывает вины Висковатого, говорит о его вероломстве и обманах. После каждого обвинения, уже достаточного для смертной казни, легко бьёт бывшего канцлера плетью по лицу.

Вот и пролита первая на сегодня кровь.

   — Я не виновен и не сознаю за собою того преступления, которое на меня взводят.

Голос Висковатого тих, но слышит его вся Поганая Лужа.

   — Дело моё я поручаю Богу, пред которым согрешил. Ему я предоставляю суд, Он рассудит моё и твоё, государь, дело в будущем мире. Но раз ты жаждешь моей крови, пролей её, хотя и невинную, ешь и пей до насыщения.

К канцлеру подошёл Малюта Скуратов, сказал что-то. Явно посоветовал обратиться к царю с просьбой о помиловании; всем же понятно, что мог сказать главный палач.

   — Будьте прокляты с вашим тираном, вы, которые являетесь гибелью людей! Ваше дело — говорить ложь и клеветать на невинных, но и вас будет судить Бог!

Висковатый решил умереть, иначе не сказал бы ничего подобного.

   — Кто должен казнить его?

Это вопрос Малюты снова всполошил московских воронов. И расшевелил толпу зевак на площади. Начинается, братия, смотрите, не пропустите ничего. Не каждый день на Торгу так интересно!

Иван Васильевич посмотрел на окровавленное лицо печатника, потом на толпящихся у помоста бояр и дьяков. Какими они будут, если сорвать с них богатые, расшитые золотом и драгоценными камнями одежды, сбить с голов под ноги, в пыль, тафьи да горлатные шапки?

Такими же будут, как Висковатый! Жаль, всех на голову не укоротить, вот когда порядок бы настал!

   — Пусть каждый особо верный казнит вероломного !

Толпа замолчала, переваривая загаданную царём загадку. Потом первые, самые сообразительные, захохотали. Вскоре довольно гоготала вся площадь.

Прикажи волку загрызть себе подобного. Он скорее вцепится в твою же глотку, защищая товарища. Прикажи это человеку — побежит исполнять, преданно заглядывая в глаза, безмолвно спрашивая, не припозднился ли. Неужели верно говорят, что не от хищников произошло человечество, но от пожирателей падали и каннибалов?

Пусть пойманных на предательстве дьяков и бояр режут те, кого ещё просто не поймали. Ай да молодец наш государь, хорошее представление придумал!

Мясницким ножом, приготовленным заранее на ближайшей к нему плахе, Малюта Скуратов отрезал нос Ивана Висковатого. Сошёл с помоста, продолжая держать окровавленную рукоять, подошёл к своему коню. Повернувшись к сгрудившимся боярам и дьякам, спросил, глядя поверх голов:

— Ну, следующий кто?