Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

Служители Совета Десяти исчезли бесшумно и незаметно, так и не показав Андрею своих лиц. Остался секретарь. Молодой монах-доминиканец с впалыми щеками, ещё больше подчёркивающими выступающий любопытный нос.

   — Сэр Френсис не ошибся в вас, молодой человек, — покровительственно сказал секретарь, возрастом едва ли превосходивший Молчана.

Доминиканец сделал паузу, потом продолжил:

   — Хороший слуга ценится от Лютеции до Венеции...

От Лютеции до Венеции! Вот ключевые слова, по которым Андрей должен был узнать человека Уолсингема. Сэр Френсис, старая лиса! Это ж надо, кого смог перекупить! Монаха, вхожего на заседания самого Совета Десяти!

   — Называйте меня брат Джордано, синьор. Вы удивлены ?

   — Сэр Френсис умеет поразить своими... эээ... знакомствами и связями!

   — Мы верные слуги её величества, не правда ли? И нам необходимо исполнить поручение королевы. Вы готовы, синьор?

   — Я знаю, как выманить турецкий флот под удар испанцев и венецианцев...

   — А у меня есть человек, способный довести информацию до султана.

   — Вам не кажется, что мы негодяи, сударь?

   — И мы довольны этим, не так ли, синьор?

Стоят два человека, только что мило улыбнувшиеся друг другу. Дворянин и священник. Хладнокровно рассуждают, как надёжнее отправить на смерть тысячи людей: турок, венецианцев, испанцев...

Через купца-левантинца, подданного Османской империи, проживающего на острове Джудекке. Ему брат Джордано должен был скормить легенду, разработанную Молчаном.

Такая вот работа.

* * *

Море. Такое спокойное, тихое, ласковое и тёплое, что хочется встать на колени, ощутить кожей нежную твёрдость прохладных донных голышей, опустить ладони в щекочущие коричневатые водоросли, прекрасно видимые через зелёную толщу воды, подобной цветному венецианскому стеклу, сделанному на острове Мурано.

Воду кое-где пятнает копоть. Пожары в крепости, запертой турецким флотом, стали привычны. Иногда непонятно, что ещё может гореть в городе, истерзанном многомесячной осадой и брошенном на произвол судьбы.

Маркантонио Брагадин стоял на крепостной стене с зубцами, сильно повреждёнными турецкими ядрами, и тоскливо смотрел на вражеский флот. Османские галеры надёжно закрыли морской путь к отступлению. Так же надёжно, как султанские янычары — дорогу по суше. Да и куда деться с Кипра, такого маленького, когда на нём тысяч пятьдесят турецкого войска, а у тебя самого — меньше тысячи, и большинство из них — раненые да больные?

Как комендант города Фамагусты, Брагадин отвечал здесь за всё. И, главное — за жизнь доверившихся ему людей, перенёсших отчаяние и горе и равнодушно ожидающих конца.

С одной из турецких галер на Брагадина смотрел высокий мужчина в пышных одеждах, с высоким тюрбаном на голове.

Без подзорной трубы, несмотря на большое расстояние. И различал каждую морщинку на обветренном загорелом лице коменданта Фамагусты, видел каждый волосок на поседевшей от прошедших лет и несчастий бороде.

Странно это как-то, не так ли, дорогие читатели?

   — Энвер-реис, — услышал мужчина робкий голос и обернулся к низко склонившемуся матросу.

   — Говори!

   — Капудан-паша призывает вашу милость на флагманскую галеру.

   — Шлюпку мне!

Капитан Энвер знал, зачем его зовёт командующий турецкой эскадрой, перекрывшей морскую дорогу к осаждённой Фамагусте. Знал, потому что сам и внушил капудан-паше Пиали идею посылки парламентёров к венецианцам.

На самом же деле Энвер-реис был мёртв уже несколько дней.

В одну злосчастную ночь он вышел на палубу, приглядеть, как матросы несут вахту. Всё было благополучно, и капитан вернулся к себе в каюту.

Где и встретил его. Высокого, бритого наголо, с тонкой бородкой-косичкой, упирающейся кончиком в обнажённую грудь. В переднике до колен из грубо выделанной кожи.

Бледное лицо с правильными античными чертами было неподвижно, как камень или посмертная маска. Белёсые глаза, словно лишённые зрачков, смотрели на Энвер-реиса холодно и изучающее.

Опытный моряк, выживший не в одной схватке, без разговоров рванул из ножен предусмотрительно захваченную саблю. Но человеку не превзойти в быстроте действий посланца потустороннего мира. Аваддон, падший ангел, ставший демоном-разрушителем, рассыпался, превратившись в полупрозрачное облачко, втянувшееся через рот в тело Энвер-реиса.

Тело с пленённой демоном душой поднялось с ковра, брошенного на доски палубы. Рука тела протянулась к кувшину, налила в серебряный кубок чистой воды. Тело выпило, потом подошло к низкому ложу, на ходу снимая низкие башмаки с мягкой подошвой, улеглось. Уснуло.

Демону не нужен отдых. Но тело следовало беречь — ещё несколько дней оно пригодится падшему ангелу.

Сейчас, к примеру, тело Энвер-реиса было направлено на переговоры со строптивым комендантом Фамагусты. Старым и смертельно уставшим, как успел убедиться Аваддон.