Проклятие клана Мирольд

Карл рассказал, что нападение на их лагерь завершилось так же быстро, как и началось, все прекратилось, и ночь снова наполнилась тишиной. Выжившие собрались в круг у костра, сжимая в руках мушкеты и дрожа от ужаса, прислушивались к каждому шороху доносящемуся из тьмы. С рассветом страх понемногу отступил, и они стали исследовать место битвы. Оказалось, что нет ни одного трупа туземца, хотя Карл утверждал и мог бы голову дать на отсечение, что лично пристрелил троих. О том же говорили и прочие участники ночной бойни. Они пришли к выводу, что туземцы забрали свои трупы. Но оказалось, что не только трупы они унесли с собой. Кроме тел убитых, обнаружилось, что Тайриз Мирольд пропал. Карл и Тайриз дружили с раннего детства, вместе они мечтали о далеких странах, путешествиях и открытиях. Вместе же они организовали и эту экспедицию. И Карл не мог оставить исчезновение своего друга, даже когда все остальные члены похода как один твердили, что Тайриз мертв. Карл убедил нескольких спутников отправиться с ним по следам аборигенов.

Долго идти не пришлось. Спустя примерно час группа вышла к месту, где туземцы, по-видимому, устроили стоянку и совершали жуткие религиозные обряды.

В окружении шести костров, от которых к приходу Карла остались только остывшие угли, располагалась некая конструкция из веток и камней. Она возвышалась почти на десять хвостов (1 хвост = 60см.) над землей, и более всего походила на уродливое дерево с торчащими в разные стороны угловатыми ветвями. На самой вершине этой конструкции Карл увидел тело Тайриза. Оно было, словно вплетено ветвями в эту башню, став частью общего. И каждая ветвь, что вонзалась в тело моего дяди, имела свое положение отнюдь не просто так. Туземцы, с хирургической точностью, вплели ветви в тело Тайриза так, чтобы кровь из его вен стекала вниз, по стволу этого собранного ими древа, к самым его корням. Когда Карл обнаружил тело друга, оно уже было обескровлено, однако остается неясным, как долго он был жив и как многое вынес из причиненных ему зверств, прежде чем испустил дух.

Карл зарисовал все увиденное и приложил свои рисунки к письму, пометив, что их не стоит смотреть тем, кто не уверен в силе своей воли и крепости своего рассудка. Я увидел эти рисунки лишь много лет спустя и благодарю небеса за то, что не взглянул на них в том нежном возрасте, в котором они без сомнения причинили бы серьезный вред моему сознанию.

Что уж говорить про ребенка, когда супруга Тайриза, лишь взглянув на эти зарисовки, забилась в истерике, а двумя днями позже, покончила с собой не оставив никакого прощального письма для семьи или, хотя бы, дочери. Однако сейчас, я склонен полагать, что Лора Мариольд выбрала лучшую участь, уйдя из жизни до того, как в наш домой явился истинный кошмар.

Этот кошмар прибыл с юга вместе с телом и вещами Тайриза. В ту, первую ночь его появления, я не видел его, но слышал. Все в доме его слышали.

Гроб дяди Тайриза не открывали, по понятным причинам, ведь тело пробыло в пути более шестидесяти дней. Его спустили в семейный склеп, расположенный с восточной стороны нашего поместья.

Как только с небес спустилась ночь и скрылось солнце, мы, все присутствующие в доме, услышали этот истошный, душераздирающий крик. Он прокатился по дому, промчалась по коридорам, ворвался в каждую комнату, заставив наши сердца сжаться в ужасе.

Лежа в своей постели, и как раз собираясь погрузиться в теплый и уютный сон, я вдруг был подхвачен этим истошным, хриплым воем, и увлечен в пучину ужаса. Я не помню как прекратился этот вопль, потому что кричал сам. Кричал и рыдал. И прекратил только когда в мою комнату вбежала мать. Ее кожа была белее мела, в глазах читался тот же неописуемый ужас. Однако он не парализовал мою мать, а наоборот, предал ей сил. И она бросилась к своему ребенку, стремясь защитить его от всех ужасов этого мира.

Она кинулась ко мне, обхватила руками и вместе мы упали в постель. Я рыдал, уткнувшись лицом в ее грудь, когда этот крик раздался снова. Сквозь свой собственный плачь, сквозь давящее покрывало ужаса, сквозь крепкие объятия матери, я слышал, как в доме что-то происходит, как бегают по коридорам люди, как кто-то громко переговаривается, обмениваясь короткими фразами.

Затем вопль прозвучал в третий раз, но теперь он стал более оформленным, ясным, в нем разлучились слова, и это напугало всех нас еще больше.

- Грегор! – завопил, срываясь на визг и какое-то полузвериное рычание голос. – Грегор! Отец! Отец! Приди ко мне! Грегор! Отец! Приди ко мне! Спустись сюда, отец! Спустись ко мне!

Голос повторял эти слова снова и снова, словно некую жуткую, потустороннюю мантру. Мертвый сын, погибший вдали от дома, взывал к своему отцу, и этот зов наполнял наши сердца таким ледяным ужасом, что описать его я не смог бы подобрав и тысячу слов.

Не знаю, сколько это продолжалось, но знаю, что лишился чувств я уже в тишине. Зов прекратился, и только тогда я различил слова матери: