Проклятие клана Топоров

Аль-Масуди откровенно презирал язычников — островитян, но при покупателях ничем своего отношения не выдавал. Как скоро заметил Даг, пузатый хозяин и его молодые родичи верили в своих невидимых кумиров сильнее, чем руяны. Они даже ночью вскакивали, чтобы помолиться. Как и в хлеву у Световида, отец Поппо в доме багдадца оказался на особом положении. При помощи своего переводчика Аль-Масуди затевал с посланцем папы долгие споры, кормил его лучше других и не заставлял работать. Даг слушал их внимательно, но так и не понял кто такие Иса и Муса, и почему вера багдадского купца лучше, чем вера Поппо.

— Как вы можете утверждать, что у женщин нет души?

— А как вы смеете заменять Всевышнего? Как вы за него решаете, кто достоин святости?

— Зачем вы молитесь на камень, на котором лилась кровь жертв?

— А зачем вы обманываете людей, что Аллах родил сына от простой женщины?

Подобные споры продолжались бесконечно. Пробежали еще несколько дней. Северянин и Обрубок копали сточную канаву, затем рыли глубокий погреб для племянника Аль-Масуди. Несколько раз Северянин имел возможность бежать. Но известия о свеях не приходили, к тому же Иван заявил твердо — ему тут нравится, кормят неплохо, он остается. А без Обрубка добраться до гавани Даг пока не отваживался.

Праздник завершился, однако торжище только расширялось. Рано утром стражники отпирали городские ворота, впускали вильцев, лютичей, фризов, впускали стада клейменой скотины, клетки с откормленной птицей, возы с горшками… Многоязычная толпа орудовала топорами, за одну ночь возводились лавки и ночлежные дома, торговая улица становилась все длиннее. Убедившись, что Даг не собирается совершать побег, Аль-Масуди стал его брать с собой, когда сам нуждался в покупках. Они вместе заходили к мастеровым, там чернобородый приобретал добротную обувь, подковы, женские гребни, серебряные подвески и броши. Янтарь он скупал в неимоверных количествах, отдавал его племяннику. Тот, видимо, ухитрялся продавать где — то еще дороже, потому что вскоре возвращался пустой.

Сам Аль-Масуди торговал деньгами. Такое забавное ремесло Даг наблюдал впервые, но, как и прежде, нисколько не завидовал хозяйскому богатству. Все, кого он уважал в жизни: конунг Торир, дядя Свейн, отец Олаф Северянин, первый учитель Горм Одноногий, — все они считали, что настоящий мужчина может добыть себе богатство мечом. Дагу не было дела до того, сколько Аль-Масуди провел ночей под дождем и снегом, сколько раз его грабили и обсчитывали, скольких спутников он потерял на дорогах. Главное, что торговец не любил сражения и звон сечей, а стало быть, не мог пользоваться уважением у викингов.

— Что ты смотришь, как волк? — скалил зубы Масуди, замечая Дага. — Подожди немного, скоро я тебя обменяю. Если бы ты был моложе, я продал бы тебя в евнухи. Сейчас я могу отдать тебя в гребцы, но там ты быстро погибнешь. Я мог бы оставить тебя здесь, ты умен и быстр, мальчик. Но ты как молодой волк. Иди сюда, смотри, разве это не красиво? Клянусь Аллахом, нет ничего красивее в мире. В этом сундуке две тысячи золотых дирхемов, чеканенных в Багдаде. Зато в том маленьком сундуке пятьсот дирхемов, которые чеканены в Самарканде в триста тридцатом году хиджры, в годы славного халифа Мустафы, да будет к нему милостив всевышний. Я нарочно не трогаю эти монеты, я с ними прибыл в этот страшный холодный край. С тех пор я каждый год удваиваю свое богатство, потому что знаю, когда истощаются серебряные рудники, и когда будет мало сапфиров… Ах, мальчишка, ты совсем не слушаешь меня!

Вместе с другими слугами Масуди ходили к кузнецу. Знакомой жаркой обстановке Даг всегда радовался, хотя из кузни приходилось таскать тяжести. Племянник хозяина придирчиво выбирал ножи, подковы, скобы, покупал много для своих кораблей. Из кузни заворачивали к ювелиру. Он кидал на весы серебряные монеты, обломки шейных гривен, подсвечники, разрубленные куски украшений, на соседнюю чашу нежно выставлял крохотные гирьки. Затем расплавленное богатство тонким ручейком стекало в круглые формы из тигля. Получались новые гривны и массивные браслеты, которые купец нанизывал на веревку.

В тесных шумных рядах толстый Аль-Масуди протискивался так быстро, что слуги едва за ним успевали. Он приценивался к италийским мурановым бокалам, к хрустальным бусам, бронзовым шведским фибулам, фризским круглым горшкам, к дорогому оружию.

В длинном доме, темном от времени, с петушком на крыше, Аль-Масуди играл в кости. Скорее всего, невидимый восточный бог не одобрял игры, потому что Масуди нервничал и запросто мог заехать кулаком в ухо. Даг все терпел, таскал мешки, кормил и распрягал лошадей, рыл ямы, потому что ждал. Где — то неподалеку плавал человек, который искал парнишку с когтем.