– Да, я знаю кое-кого, кому желал бы быть сегодня далеко-далеко отсюда, – тихо произносит он.
– Вот как?
– Я могу помочь вам спасти ее, – серьезно произносит он.
– Мы не можем говорить об этом сейчас, не здесь, – отвечаю я. – И не после того, что сегодня случилось.
Он кивает.
– Я приду в ваши покои завтра после завтрака, если позволите.
Я жду, но он не приходит. Увидеть, что я его ищу, не должны, поэтому я отправляюсь на верховую прогулку с придворными дамами королевы, и когда мы встречаемся с джентльменами для пикника у реки, я сажусь за дамский стол и почти не смотрю в сторону двора. Я сразу заметила, что его там нет.
Я тут же ищу глазами Монтегю. Король сидит за главным столом, королева Джейн рядом с ним. Он ведет себя шумно, смеется, велит принести еще вина и хвалит повара, перед ним огромное блюдо с мясом в тесте, и он выедает мясо длинной золотой ложкой, поднося ее Джейн и капая на чудесное платье королевы мясным соком. Я сразу вижу, что Монтегю там нет. Ни за главным столом, ни среди других джентльменов, состоящих при личных покоях. Я чувствую, как под мышками у меня выступает пот, от которого делается холодно. Глядя на дюжину молодых людей, я понимаю, что нет не только Монтегю и Кэрью, но не сразу вижу, кто отсутствует. Мне вспоминается, как однажды, давно, я искала Монтегю, и Томас Мор сказал мне, что он изгнан от двора. Теперь Томас Мор ушел навсегда, и я не знаю, что с моим сыном.
– Вы ищете сына, – Джейн Болейн, сидящая напротив меня, поддевает вилкой кусочек жареного мяса и принимается грызть его с краешка, изысканная, точно французская принцесса.
– Да, я думала, он будет здесь.
– Не волнуйтесь. Его лошадь захромала, и он вернулся за сменной, – сообщает Джейн. – Не думаю, что его забрали с остальными.
Я смотрю на ее легкую дразнящую улыбку.
– Какими остальными? – спрашиваю я. – О чем вы?
Ее темные глаза прозрачны насквозь.
– Так ведь Томаса Чейни и Джона Расселла забрали для дознания. Лорд Кромвель полагает, что они вступили в сговор, чтобы побудить леди Марию пойти против отца.
– Это невозможно, – холодно произношу я. – Они верные слуги короля, а то, что вы описываете, было бы изменой.
Она прямо смотрит на меня, и в ее красивых темных глазах посверкивает озорной огонек.
– Думаю, да. Как бы то ни было, это не самое худшее.
– Что же может быть хуже, леди Рочфорд?
– Николаса Кэрью арестовали. Вы могли подумать, что он изменник?
– Не знаю, – глупо отвечаю я.
– И ваша подруга, которая служила леди Марии под вашим началом, жена мажордома, ваша подруга леди Анна Хасси! Ее арестовали за участие в заговоре и отвезли в Тауэр. Боюсь, арестуют всех, кто гордился своей дружбой с леди Марией. Буду молиться, чтобы никто не заподозрил вас.
– Благодарю вас за молитвы, – отвечаю я. – Надеюсь, в них не будет нужды.
Монтегю тем вечером приходит ко мне перед обедом, и я бросаюсь к нему и прижимаюсь лбом к его плечу.
– Обними меня, – говорю я.
Он всегда меня стесняется. Джеффри бы крепко обнял меня, но Монтегю сдержаннее.
– Обними меня, – повторяю я. – Мне сегодня было очень страшно.
– Пока нам ничто не грозит. Никто нас не предал, никто не сомневается в твоей верности королю. Генри Куртене не арестован, просто исключен из Тайного совета и взят под подозрение. Уильям Фитцуильям тоже. Фрэнсиса Брайана отпустят.
Я сажусь.
– Сейчас мы не можем увезти принцессу, – говорит Монтегю. – Человека Куртене взяли, он исчез с конюшни. Ни у кого нет ключа от ее двери, никто не может вывести ее из дома. Кэрью платит служанке, но мы не можем с ней связаться без него. Он под стражей, но я не знаю, где именно. Придется подождать.
– Анну Хасси арестовали.
– Я слышал. Не знаю, сколько человек из вашей прежней ричмондской свиты допрашивают.
– Помоги им Бог. Ты предупредил Джеффри?
– Я написал ему, чтобы занялся урожаем и не болтал, – мрачно говорит Монтегю. – Чтобы не пытался увидеться с принцессой, ее снова караулят денно и нощно. Заговор раскололи, как яйцо. У дверей принцессы стоит стража, с нею каждую ночь запирают служанку. Ей даже не позволяют гулять в саду.
– А испанский посол?
Лицо Монтегю мрачно.
– Говорит, что пытается получить разрешение Папы на то, чтобы она приняла присягу, признав, что брак ее родителей был недействительным и что она незаконная дочь, а король глава церкви. Шапуи считает, что ей нужно принять присягу. Ее арестуют, если она этого не сделает.
Он видит ужас на моем лице.
– Арестуют и обезглавят, – говорит он. – Поэтому Шапуи и велит ей подписать, выиграть время, а потом мы ее увезем.
Ей всего двадцать. Всего двадцать лет, и года не прошло с тех пор, как умерла ее мать. Она разлучена с друзьями, ее держат под замком, как грешницу, как преступницу. У нее нет ничего, что могло бы ее поддержать, кроме веры в Бога, и она боится, что по Божьей воле примет мученическую смерть за свою веру.