Проклятие короля

  - Это Шторм, конь короля Астара Гневного. Лет сорок назад, в бою при Грейнте, он дважды спас жизнь своему хозяину. А когда армия вернулась из похода, Гневный приказал высечь своего коня в камне...

  - Правильно... - кивнула я. - Справедливость - превыше всего...

  - Вы - настоящая Орейн... - буркнул маг. И, видимо, вспомнив об отце и брате, помрачнел.

  Я тоже расстроилась, и перестала смотреть по сторонам. Задумавшись о том, что память - штука очень короткая. И что для меня, 'настоящей Орейн', реально существовало только два поколения предков - мой отец и дед. А все остальные, те, чьи портреты висят в кабинете отца - являлись лишь лицами на холстах. И именами в полузабытых семейных преданиях. Потом мне пришло в голову, что в кабинете отца, вернее, теперь уже моем, нет портрета Лагара. И я пообещала себе, что обязательно попрошу эрра Маалуса, чтобы он съездил к какому-нибудь известному столичному художнику и дал ему возможность нарисовать портрет брата с какой-нибудь иллюзии...

  ...Как я и предполагала, увидев те два платья, которые я привезла в чересседельных сумках, Марта, прислуживавшая еще моей бабушке, чуть было не упала в обморок. И, не успев толком оклематься, тут же принялась причитать. В результате из ее возмущенных воплей я узнала о своих спутниках много интересного. В частности, по мнению старой служанки, 'эрр Маалус совершенно выжил из ума, раз неспособен увидеть разницу между баронессой Орейн и девкой с сеновала. Ибо уважающий себя вассал не позволил бы дочери своего сюзерена поехать в столицу без подобающего ее рангу гардероба'.

  Единственным способом для того, чтобы вразумить иллюзиониста, была порка: Марта, злобно глядя на скомканное тряпье, предложила разложить мага на первой попавшейся лавке и всыпать ему сотню плетей. Или, для разнообразия, посадить его 'голой задницей на раскаленные угли'.

  Насчет Крегга она выразилась еще похлеще - мол, моего сводного братца надо было 'срочно отрывать от материнской сиськи' и отправлять 'на какую-нибудь бабу'. Для того чтобы этот 'несмышленыш' наконец почувствовал себя мужчиной.

  Кое-какие подробности из перечисленных Мартой способов меня здорово заинтересовали. Ибо о таких вариантах утоления плотского желания я раньше не слышала. Однако стоило старухе увидеть мой загоревшийся взгляд, как она тут же сменила тему разговора. И, забыв про то, что я целая баронесса, чуть ли не пинками отправила меня отмокать в бочку с водой. При этом ее совершенно не волновало, что я все еще одета, а вода в бочке почти ледяная. Мне 'срочно' требовалось смыть с себя 'дорожную пыль', и, почему-то 'грязные взгляды этих похотливых жеребцов'.

  Вовремя вспомнив о том, что с Мартой не спорил даже мой отец, я на бегу сорвала с себя одежду, быстренько активировала голыш с руной Огня, и, бросив его на дно бочки, ухнула в холодную воду.

  Как оказалось, торопилась я не зря. Ибо я смогла помыться в относительной тишине только благодаря тому, что Марта не успела увидеть меня обнаженной еще до купания, и все то время, пока я смывала с себя 'взгляды похотливых жеребцов', старуха выгребала из сундуков наряды моей матери.

  Увы, все хорошее когда-либо кончается. И когда я выбралась из бочки и предстала перед Мартой во всей своей 'красе', я поняла, почему после смерти мамы ее отправили в городской дом: хмуро оглядев меня с ног до головы, служанка грозно сдвинула брови, и, уперев в бока кулаки, зарычала:

  - Ужас! Кожа да кости! Я смотрю, вы там, в Орейне совсем с ума посходили! Что, некому подсказать, что мужики - не собаки, и на кости не бросаются? Жрать надо дочка, жрать!

  Я удивленно уставилась на себя в зеркало: кем-кем, а худышкой я себя не чувствовала никогда.

  - Вот что это такое, по-твоему? - оказавшись рядом со мной, старуха взвесила на ладони мою грудь и презрительно поморщилась: - В твоем возрасте у твоей матери сиськи были во-о-о!!!

  Представив себе размеры этого самого 'во-о-о', я ужаснулась: носить на себе такое 'богатство' мне бы точно не хотелось. А уж работать с мечом...

  Однако Марта была другого мнения:

  - Сейчас мы оденемся, и я покормлю тебя, как полагается. И приготовлю отвар, от которого грудь начнет расти, как на дрожжах. Тогда хоть к весне она перестанет смотреться, как две вмятины...

  Вмятинами я свою грудь не считала, однако возражать поостереглась. Решив, что меня могут начать поить чем-нибудь похлеще, чем этот отвар.

  Увы, мое молчание Марта восприняла, как свою маленькую победу. И, медленно обходя меня по кругу, продолжила описывать мои изъяны.

  - Слишком узкие бедра, тощая задница, впалый живот...

  'Хорошо, хоть ноги не кривые...' - мрачно подумала я. - 'И спина не волосатая'...

  Закончив осмотр, служанка вдруг замерла, медленно прикоснулась пальцем к родинке на животе и... заплакала:

  - Тростиночка ты моя ненаглядная... Вся в мать... Такая же тоненькая да ладная... За что ее-то, а? Меня б забрал, что ли...

  В ее голосе было столько искреннего горя, что у меня запершило в горле, а на глаза навернулись слезы. Представив себя Темного Жнеца, стоящего у изголовья кровати мамы, я почувствовала, что вот-вот зареву...