Проклятие короля

Правда, амулеты я больше не жгла — своих ритуалистов у нас не было, а закупать их в городе было слишком дорого. Впрочем, то, что тренироваться приходилось на копии плетения, собственноручно созданной из нитей жизни, меня нисколько не расстраивало — создание перемычек постепенно превращалось в привычку. А правильные привычки, по мнению старого Нашта, здорово повышали шансы на выживание.

Еще через день я попробовала создать контур не на одиночном амулете, а в связке с пятью другими. И как-то отстраненно заметила, что выделять в клубке разноцветных линий нужные мне участки неимоверно сложно. Впрочем, стоило добавить к тренировкам двухчасовые медитации, во время которых я старалась не только концентрироваться на образе незаконченного контура, но и вращать его перед мысленным взором, как дело пошло на лад. И мне стало удаваться вывешивать перемычки в самых перепутанных плетениях…

Еще через три дня я смогла совершенно спокойно зайти в кабинет отца, высыпать на его стол кучу амулетов и двадцать раз подряд замкнуть нужный контур. При этом ни разу не промахнувшись. Поэтому к вечеру того же дня я решила прервать свое добровольное заточение и отправилась проверять посты.

…Услышав звук моих шагов, десятник Митр прекратил распекать часового, стоящего у зубца надвратной башни и, повернувшись ко мне, почему-то вытаращил глаза. Мысль о том, что за полторы недели отсутствия брата я не взяла на себя ни одну из его обязанностей, скользнула где-то по самому краю сознания. И не вызвала во мне никаких эмоций. Тем временем опомнившийся десятник приложил к сердцу правый кулак и склонил голову, демонстрируя мне свои верноподданнические чувства. Я на мгновение прикрыла глаза, показывая, что не собираюсь ему мешать, и сразу же перешла на истинное зрение.

Четыре из пяти перемычек, требующихся для создания печати Костра силы, встали на свои места за восемь ударов сердца. Амулет часового «сдался» через девять…

— Я могу вам чем-то помочь, ваша милость? — увидев, что я стою на месте и не шевелюсь, встревоженно спросил десятник. Видимо, решив, что мне нехорошо.

Я помотала головой и, закончив расплетать перемычки, неторопливо двинулась к правой угловой башне.

…«Разобравшись» с амулетами Великой защиты на каждом из часовых, я кинула взгляд на безлюдную дорогу, потом перевела его на Колокольную башню, и… отправилась в свои покои. Решив, что «реальные» клубки плетений почти ничем не отличаются от тренировочных. И что особой необходимости носиться по замку у меня нет.

На лица попадавшейся по дороге челяди я не смотрела. Однако не заметить того, что большинство вассалов от меня шарахаются, я не смогла. И, зайдя в донжон, сразу же свернула направо. Решив посмотреть на себя в большое зеркало, висящее рядом с парадной лестницей, ведущей к отцовским покоям.

Подхватив со стены чадящий факел, я подошла к темной матовой поверхности и… онемела: на месте моих ожогов поблескивала гладкая белая кожа!

«Этого не может быть…» — отстраненно подумала я, неторопливо перешла на истинное зрение и… еле устояла на ногах: судя по наполненности печатей Гармонизации, Великого восстановления и Великой жизни, за время моего добровольного заточения скорость восполнения выросла как минимум вдвое!

«Гериельт Мудрый был совершенно прав!» — холодно подумала я. И, развернувшись на месте, двинулась к лестнице, ведущей в мои покои.

Однако подняться в спальню и попросить Ойру пригласить эрра Маалуса, чтобы продемонстрировать начавшиеся во мне изменения, я не успела: громыхнула выбитая плечом дверь, и в донжон влетел начальник замковой стражи.

Увидев свет от горящего факела, он вгляделся в мое лицо и, вытянувшись в струнку, мрачно сообщил:

— Ваша милость… Там привезли… э-э-э… тело вашего отца…

Услышав громкий всхлип, разнесшийся по родовой усыпальнице, я даже не поморщилась. И, прикоснувшись пальцами к отцовскому плечу, перевела взгляд на стоящего в шаге от меня каменотеса.

Короткий кивок, и мрачный, как грозовая туча, мужчина с трудом поднял с пола тяжеленную крышку.

— И это все? А поцеловать? — где-то за моей спиной возмущенно прошипела Агния. Последняя из женщин, согревавшая постель моего отца после смерти мамы.

Я прикрыла глаза, и каменная плита с выбитым на ней гербом опустилась на свое место, навсегда запечатывая саркофаг.

В то же мгновение сзади раздался стон, потом звуки борьбы и полупридушенный вопль все той же Агнии:

— Это же ваш отец! Как вы можете так с ним поступать?! Вам что, все равно, да?! Ледышка!!!

Я молча развернулась и, не обращая внимания на бьющуюся в руках воинов женщину, медленно двинулась к выходу. Стараясь подавить в себе желание как можно быстрее оказаться на улице. Потом сорваться на бег и, забежав на верхний этаж Колокольной башни, уставиться на дорогу. Пытаясь увидеть хоть какое-то облачко пыли, двигающееся к нашему замку, и представлять, что это — отец, возвращающийся в замок после очередной поездки в Пограничье…

— Баронесса! Примите мои соболезнования!