Проклятие короля

Судя по выражению лица баронессы, ее милость удивлялась не меньше эрра Маалуса: в лене Орейн таких пугливых вассалов не было. Точно так же, как и в деревнях их ближайших соседей. Да и не могло быть: каждому дворянину Семиречья с детства вдалбливали одно из самых любимых изречений его величества Астара Гневного: «В семьях трусов герои не рождаются». Соответственно, они старались делать все, чтобы подрастающая на их землях молодежь смогла стать достойными защитниками королевства. Видимо, поэтому благодарность баронессы прозвучала, как выговор:

— Хватит трястись! Я позвала тебя для того, чтобы сказать тебе спасибо за то, что ты… Э-э-э… А ну-ка, подойди-ка ко мне поближе…

Услышав тон, которым баронесса произнесла последние слова, эрр Маалус, как раз начавший сортировать амулеты Средней и Великой жизни по кучкам, замер. А потом, посмотрев на Меллину Орейн, вздрогнул: в глазах баронессы появилось то самое, «фамильное», бешенство, которое некогда заставляло врагов ее деда, барона Дарета Орейна, бежать сломя голову куда подальше от неудержимого Безумца. Оглядев сдвинутые к переносице брови, тоненькую полоску сжатых губ, вздувающиеся крылья носа и тяжеленный, пронизывающий до самых печенок взгляд, маг попытался представить себе последствия бешенства баронессы Орейн, Темного мага Жизни… и не успел. С лица ее милости вдруг пропали все эмоции, а взгляд плеснул замогильным холодом.

— Ну, и что за тварь это с тобой сотворила? Говори!!!

Перепуганная до смерти крестьянка мертвенно побледнела, потом упала на колени и, склонив голову так, как будто клала ее на плаху, дрожащим голосом пробормотала:

— Никто, ваша милость! Это у меня после… Ну… в общем, я — Порченая…

— Порченая… — без тени эмоций в голосе подтвердила баронесса. — Маалус! Посмотри на ее живот!

Понять, что именно не понравилось ее милости, маг не смог: несмотря на достаточное количество базовых знаний по магии Жизни, для того чтобы определить какие-то неправильности в наполненности или во взаимном расположении каналов жизни и чувств, ему требовалось довольно много времени. А еще возможность сверять свои наблюдения с трактатом Гериельта Мудрого. В общем, кое-как осмотрев женщину истинным зрением, он удрученно поинтересовался:

— На что именно смотреть, ваша милость?

— Видишь вот эту артерию? — Над одним из каналов жизни в брюшной полости крестьянки появилась белая нить жизни, и маг тут же сообразил, какой именно сосуд имела в виду баронесса.

— Да, вижу!

— Кровоток по ней[69] искусственно ограничен. То есть Марыську лишили возможности рожать!

— Так и есть… — С лица крестьянки исчезла мертвенная бледность, а на смену ей пришел нездоровый румянец. — Я — Порченая! Я понесла от пришлого, во грехе, поэтому меня и наказали. И теперь я уже никогда не смогу иметь детей…

— Понесла во грехе? Что за бред? — баронесса приподняла бровь и вопросительно уставилась на крестьянку. — Наказали?!

— Меня… снасильничали, ваша милость… — не поднимая взгляда, еле слышно выдохнула женщина. — Когда мне было тринадцать… Ну, и… вот…

— Что значит «наказали»? — хмуро спросил Облачко, не дождавшись ответа на второй вопрос баронессы. — В Уголовном уложении не предусмотрено никаких наказаний с использованием магии. Вообще. И потом, если изнасиловали тебя, то наказать должны были того, кто это сделал…

— Да? — В глазах женщины появилось плохо скрываемое недоверие. А потом ее глаза вдруг наполнились слезами…

Глава 27 Баронесса Меллина Орейн