Она была темнокожей, худой и почти безгрудой. Обычные женщины, чьи крики неслись с дымных улиц, по мнению молодого Хайду, были куда привлекательнее. Но что значит — гарем! Тым-л-лях! Если воин в числе лучших — ему позволят посетить гарем. Разрешат командиры и ветераны. Его не прогонят от сладкой добычи.
До этого дня он не знал, что такое женщина. Он даже не представлял толком, как нужно себя вести. Весь опыт основывался лишь на рассказах товарищей по оружию.
Хайду смотрел на темнокожую и ясно понимал, что она никакая не жена и даже не наложница, а всего лишь прислуга, привезенная из далеких стран и купленная хозяином или хозяйкой на обычном невольничьем рынке. Бывший раб почувствовал в девушке родственную душу. Он оперся коленом на смятые простыни и даже сквозь плотную ткань штанов ощутил, насколько они мокры. Женщина лежала на боку, закрыв лицо ладонями. Красивая тонкая линия бедра и ягодиц. Незавершенность линии говорила о совсем юном возрасте. Взгляд скользнул дальше — спина. Воина передернуло. Кожа содрана, словно по ней долго били хлыстом, сыпали соль и снова били. Он достал из походной сумки мазь и протянул. Но тут ворвался младший темник Бельгутей и закричал:
— Чего ты так долго возишься?
Увидев в руках Хайду мазь, сверкнул глазами:
— Еще раз замечу, что проявил жалость, — отрублю руку! А пока ступай!
— Обещаешь, что никому не скажешь?!
— А если нет, тогда что?
— Тогда я тебя убью прямо здесь!
— Я тебе обещаю, но не потому, что боюсь, а потому, что сам был такой. Ступай!
Хайду на ватных ногах пошел прочь. Ни кровь, ни крики, ни стоны людей не врезались так глубоко в сердце, как израненная спина той девушки. Никогда он не захочет такого удовлетворения своих желаний. Отныне гаремы не влекли его. Всякий раз после того случая, когда падали новые города и рушились очередные хоромы правителей, он обходил стороной стены, за которыми скрывались дорогие ткани и роскошные будуары.
А в ту ночь, выйдя из дворца, он увидел женщину в длинном темно-синем платье, семенящую в глубине улицы. Она оглядывалась по сторонам, перебегая от одного дома к другому. При ходьбе платье переливалось в свете огней и играло складками. Под тканью угадывалась не тонкая, но довольно изящная талия, манящие выпуклости полных бедер и ягодиц. Плечи высоко подняты, словно боялись уронить бесценный алмаз черноволосой головы. Он побежал. Волна желания обожгла снизу, рванулась к горлу, забухала в ушах. Хайду не видел ничего, кроме темно-синего силуэта. Женщина скрылась за поворотом, отчего рассудок молодого монгола едва окончательно не помутился. Но слава Вечному Синему Небу, взгляд вновь отыскал ее. Она вбежала под арку и снова растворилась в дыму. Хайду выхватил из-за пояса меч и стал рубить этот синий клубящийся дым, не слыша и не чувствуя, как из груди вырывается глухой звериный рык. Мелькнул подол платья. Перед самым носом хлопнула дверь. Удар ногой. Дверной щит слетел с петель. В комнате было темно, хоть глаз выколи. В углу тьма шевельнулась, что-то заскребло по стене. Хайду протянул руку и нащупал волосы. Дернул на себя. Сопротивления почти не встретил. Она стала опускаться на ковер, увлекая за собой Хайду. Вот он уже сверху. Едва коснулся бледного, тонко очерченного лица рукой, как поток семени вырвался наружу. Неожиданно женщина прижала его голову к своей груди и обхватила ногами за талию. «Волчонок, дикий степной волчонок!» — шептала она, двигаясь навстречу всем телом. Он вдруг понял, что женщина намного старше него. Эта мысль породила волну покоя в душе, и он вошел в горячее, скользкое лоно.
Ветераны всегда наставляют молодых перед взятием города, что нужно вспарывать животы всем изнасилованным женщинам, дабы те потом не наплодили врагов, у которых в жилах будет течь твоя кровь. А если проявишь слабость — навлечешь на себя позор, а на племя — беду, ибо нет никого яростнее и страшнее сына изнасилованной тобой женщины. Но Хайду не смог. Он стоял и смотрел на полные красивые бедра, на чуть выпуклый живот, на грудь, пылающую яркими ягодами сосков. Смотрел и не хотел уходить. Меч, боевые кони, сверкающие доспехи — все вдруг померкло перед жаждой жить и обладать женским телом, источающим аромат материнства и неги.
ГЛАВА 5
— Тять, расскажи про Георгия. Ты ведь много раз обещал, — Голята придвинулся к Меркурию и прижался культей к льняной рубахе приемного отца.
— Он родился в Каппадокии, в очень богатой и знатной семье. Вся семья исповедовала христианство, — начал неторопливо смоленский воевода, накручивая на палец колечко бороды.
Будучи еще юношей, Георгий поступил на военную службу, где превзошел всех отвагой и ловкостью, а главное — умом. В двадцать лет возглавил когорту инвикторов, что переводится как «непобедимые». Когда воевал в Персии, выказал исключительную отвагу и был включен в число комитов — приближенных императора.