Проклятие Лермонтова

Перед последним отъездом на Кавказ он начал писать повесть «Штосс» – совершенно мистическую – роковой номер квартиры, который снится его герою, роковой портрет на стене, роковое стечение обстоятельств, роковая встреча с судьбой, роковая игра с судьбой в карты. Ставка: жизнь или смерть. Обыграл его герой судьбу или нет, так и осталось неизвестным: повесть он не дописал. Не успел. Но свою судьбу – не обыграл: тем же летом в страшную грозу погиб на дуэли, убитый старым товарищем по юнкерской школе. И вроде бы не должен он был ехать в Пятигорск, где поджидала его смерть, но в последнюю минуту изменил решение – подбросил монетку. И монетка выпала стороной смерти…

Вся его недолгая жизнь полна подобных совпадений, словно бы из двух возможностей развития событий – плохой и наихудшей – он всегда выбирал наихудшую. Для него, для его жизни, все последствия выбора были печальны, они приводили к резким переменам – нежелательным, несчастным, непоправимым. Но для дела, которым он занимался, для литературы они оказывались благими. Чем больнее играет душой судьба поэта – тем громче и чище звучит его лира. Это – непреложный закон, хотя ничего хорошего самому поэту он не сулит. Счастья в личной жизни, которого желают именинникам, с таким предначертанием души не бывает. Дар небес для поэта становится его проклятием. Лермонтов это понимал, хотя невыносимо желал быть счастливым и отыграть у злой судьбы и лиру, и счастье. И не раз писал об этом пронзительные и горькие стихи – с такой прямотой и искренностью, которая одна и делает рифмованные строки поэзией.

Увы! В этих стихах открывалась не только душа самого поэта, но и очертания будущего, которое уготовила ему судьба. Здание судьбы, как известно, можно окинуть взглядом только в ретроспективе. А пока оно строится – это всего-то отдельные кирпичи, и от того, как встанут эти кирпичи – просто в ряд или с арками, и какое будет здание – с замысловатыми фигурами при дверях, с вензелями и колоннами или же с недостроенными проемами и незавершенными стенами, без крыши и с обвалившимися потолками, – зависит и общий абрис судьбы к моменту смерти. Это потом, из нашего далека, можно всплескивать руками и недоумевать: «ну как же он этого не видел?!», «ну зачем же он был так своеволен?!» – а из его «там и тогда» и здания-то никакого нельзя было увидеть. Только отдельные кирпичи. Удивительнее другое: Михаил Юрьевич Лермонтов выстроил такую неординарную конструкцию, словно бы у него перед глазами имелся завершенный проект собственной судьбы. Словно он точно следовал намеченному судьбой плану.

Значит, в план судьбы входила его ранняя смерть? Многих возмущает такая несправедливость! А чего бы он достиг, рассуждают они, если бы прожил подольше? Не прожил. И не стоит по этому поводу ни скорбеть, ни гадать, каких шедевров литература лишилась. Его славе вполне хватит и того, что он успел. А остальное – неважно. Кшиштоф Камиль Бачинский, прекрасный польский поэт, прожил и вообще двадцать три года. А Артюр Рембо, гениальный французский поэт, прожил тридцать семь, но стихи перестал писать в двадцать. И это – тоже судьба. Пятна рока, не видимые другим отметины будущего, которые творческая душа собирает как пазлы. И если правильно сложит – вот и получается единственная в своем роде жизнь.

А мы потом ищем мистику, рассуждаем о небесных откровениях и проклятиях, пытаемся голыми руками поймать выпущенную в сердце творца пулю или остановить стремительно падающий на его шею нож гильотины. Но все – напрасно. На Гревской площади палач поднял в воздух отрубленную голову Андре Шенье. Уже отошла из Ливорно шхуна «Ариэль», на которой утонет Перси Биши Шелли. Уже хлынул греческий ливень, который сведет в могилу Джорджа Байрона. На Черной речке упал на снег смертельно раненный Пушкин. Уже прицелился в грудь Николая Гумилева безвестный красноармеец. Уже взял на мушку беспечного Джона Леннона искатель славы Марк Чепмен. Бессмертие покупают ценой жизни. Прошлое нельзя переиграть. Будущее можно сделать прошлым только прожив его. А творец – пребывает в настоящем. Это его счастье и его беда. И любой его выбор – правильный.

Орел или решка?

Орел? Решка? Или ребром?

Жизнь или смерть?

Жизнь? Смерть? Бессмертие?

Судьба Лермонтова распорядилась даровать ему бессмертие. Сколько раз он мог сделать шаг в сторону, уклониться от рокового выбора – но словно следовал по лекалу, отмеченному судьбой! Делал выбор, от которого его отговаривали, пытались остановить, умоляли одуматься… Давайте же вглядимся попристальнее в его жизнь, попробуем найти в ней узловые моменты, развилки судьбы, разберемся, как работает роковое предназначение, посмотрим, что в его жизни от выбора человеческого, что – от предначертания рока. И не является ли человеческий выбор в то же время и роковым предназначением?