Проклятие Леса

Лиам на мои слова отреагировал очень непредсказуемо: развернулся ко мне всем телом, взял за шею и мягко притянул к себе. Сбившийся до этого момента пульс вообще остановился на некоторое время. Тело предательски вмиг среагировало на близость его дыхания, глаза от наслаждения закрылись. Несколько секунд  лицо обжигало жаром, и мускусным ароматом кожи, сводящим с ума.

Он сбил меня с толку, как и планировал.

Его влажные губы накрыли мои так внезапно, что подкосились ноги. Мы не целовались ни разу! Даже во время близости он ни разу не целовал меня, и не позволял делать этого мне, словно это было для него табу. А тут, на грани отношений, после таких жестких слов, он целует САМ. От обиды защипало глаза.

Он вкладывался в поцелуй, пока я соображала. Его язык нежно проникал внутрь, заставляя мозг отключиться, а тело проснуться.

– Лиам… – прошептала его имя, когда он открыл глаза, и тяжело дыша, немного отстранился. Его губы были все также непозволительно близки, – …Ты ведь любишь меня.

– «Очень, сладкая моя!», – произнес в нем волк, заставив дернуться.

 Лиам взял меня за локти, и добавил:

– Именно поэтому отправляю тебя туда, где все хорошо. Будь счастлива, малая…

И я поняла, что он толкает меня в портал.

– Нет! Нет! Глупый, нет! Не делай так!

– Не возвращайся, крошка. Я люблю тебя. 

Часть 2. Глава 1. Жизнь после

…Меня нашли через сутки после того, как Лиам вытолкнул меня из Леса.

…Я молчала уже больше недели.

Это было такое предательство в моем понимании, что я подсознательно запретила себе разговаривать, что бы ни случилось и с кем бы то ни было.

Нет, я не тронулась умом, поскольку прекрасно понимала, что так нельзя.

 Прекрасно понимала, лежа на холодной земле, что надо вставать.

Прекрасно понимала, что родители, навещавшие меня, проливали море слез, теряясь в переживаниях.

Тело стало будто чужим и мне не подчинялось с того самого момента, когда лежа на голой земле, возле портала, не смогла больше пошевелить пальцами, а душа внутри билась – билась, в бесполезной попытке вырваться.

Я застряла сама в себе.

Очень хотела бы ответить родным, плачущим сутки напролет у моей кровати, что все хорошо, но язык не двигался, а в голове висел один единственный вопрос: «За что?»

Непонимание, вперемешку с обидой глушили сознание и волю, мысли и даже чувства к нему. Осознание этого пугало, и имело точку невозврата, к которой я уверенно приближалась своим бездействием. Оставалось неясным всего-то:  что с этим делать? как все отпустить? как жить дальше после такого предательства?

Какого, говорите, предательства? Говорите, он дал мне шанс на жизнь? – Да нет, он сам принял решение за двоих. Он оттолкнул меня, когда я была готова к страшному – сделать все, что требовалось, лишь бы вытащить его из Леса! Он бросил меня одну, оставив в воспоминаниях о себе только боль от поцелуя, которым я грезила практически месяц и получила как прощальную смс!  Он не дал ни единого шанса нашим чувствам!

Как вообще после этого доверять людям?

Дни летели как проклятые – один за другим. Мама запихивала насильно в меня еду, потому что от бессонницы и отсутствия аппетита, я выглядела как приведение с торчащими ребрами, огромными мешками и синюшной кожей.

Ася пришла в больницу в первый же день. Но так ничего от меня не добившись, ушла, предварительно разрыдавшись. Я не хотела, чтоб она приходила больше и понятия не имела, как сказать ей об этом. Ведь ее вины нет в том, что в ней тоже была частичка моей боли.

Я страдала очень страшно и очень болезненно, но не от любви – от предательства. Ненавидела его и всех мужчин в его лице.

Мама забрала меня из больницы через полторы недели. Врачи ничего не понимали, а психологи ставили страшные диагнозы. Заинтересованные полицейские, искавшие меня с собаками, поисковыми группами и волонтерами целый месяц, не могли выпытать ни слова. Никто не понимал, где я была и какой ужас пережила. Знала только я и бьющаяся внутри моя душа.

Дома легче не стало. Ася стала приходить чаще, но я, видя ее, отворачивалась. Мне было больно, и я боялась, что узнав о Свэне, больно будет еще и ей.

Город засыпАло снегом и сидя у окна, я смотрела на воробьев, взъерошившихся от холода.

– Лили, я принесла тебе покушать, дочка, – весело проворковала мама и положила поднос на столик.

Я неохотно повернула голову, дав понять, что услышала ее и отвернулась обратно. Понурив голову, она вышла.

К вечеру сидеть на подоконнике стало прохладно, поэтому я закуталась в плед, и, согреваясь, ненароком вспомнила, каким горячим было его тело и дыхание.

Снова стало больно и, разрыдавшись от бессилия, запретила вспоминать его и все, что с ним связано.

Ася ворвалась в комнату как северный ветер, принеся с собой сквозняк и холод. Украдкой вытерла слезы, не желая вызывать лишних вопросов и внимания к себе.

– Привет, девочка моя! – она чмокнула меня в щеку, – Ты еще не готова?

Вопросительно посмотрела на нее.

– Понятно… – протянула она, – Твоя мама отпустила тебя со мной куда угодно, лишь бы ты вышла из этой комнаты. Куда идем?

Я отрицательно покачала головой.