Опершись на плечо товарища Молчун попробовал подняться, но ноги тут же подкосились. Леха вздохнул.
— Оставь меня… Иди… Хоть ненадолго задержу их, — выдавил из себя парень.
— Не думаю, что это хорошая идея, — отрезал Леха.
Впервые Молчун испытал чувство благодарности к этому суровому мужику.
Открыв глаза, он увидел над собой деревянный потолок и удивился. Молчун помнил, что к утру не мог передвигаться даже с помощью Лехи. Каторжанин спрятал его в овраге, а сам пошел искать подручные материалы. Началась лихорадка — Молчун проваливался в беспокойный сон, просыпался, снова засыпал и опять приходил в себя, а товарищ все не возвращался. Он решил, что Леха все-таки решил его бросить, но, к счастью, ошибся. Леха появился, положил раненого на волокушу, связанную из кустарника, а сам впрягся в прилаженные к ней постромки. После этого Молчун вырубился окончательно.
Он приподнял голову. Старая деревенская изба. Потрескивал огонь в печи, вымазанной белой глиной. В красном углу спряталась за паутиной икона. Из мебели — скамья и стол под окном. А еще вонючий матрас, на котором лежал Молчун. Возле двери лежал его рюкзак. Карабин стоял, прислоненный к стене рядом. Через мутные стекла в комнату падал безжизненный пасмурный свет.
Неужели дошли?
Приподнявшись на локтях, он тут же повалился на спину и схватился за бок. Ребра под повязкой жгло огнем. До хрипоты хотелось пить. Молчун провел языком по шершавым губам. Где же Леху носит? Чтобы отвлечься, он стал считать количество бревен, использованных при строительстве избы, и сбился на четвертом десятке. Откуда они бревна-то взяли? За все время после побега с вышки им не попалось ни одного деревца, высотой больше человека.
За окном появилась и исчезла чья-то тень. Молчун сначала дернулся, а потом расслабился, потому что ему все равно было не добраться до карабина. Скрипнула дверь, и в избу с шумом ввалился Леха.
— Проснулся? — он подошел ближе и наклонился. — Болит?
Губы удалось разлепить не сразу.
— Потряхивает. И пить очень хочется.
Леха порылся в рюкзаке и протянул флягу, свинтив крышку. Молчун жадно присосался к горлышку, сделал несколько глотков и закашлялся. Каждый спазм отдавался резью в ребрах.
— Где мы? — спросил он, отдышавшись.
— На месте. Это самый приличный домишко, что остался от геологов. Остальные — без окон, без дверей.
— Где наш проводник?
— Пока не появился.
Леха присел на корточки. Пока он разматывал повязку, Молчун шипел сквозь зубы и царапал ногтями по матрасу, словно хотел разодрать его в клочья. Осмотрев рану, его товарищ помрачнел.
— Так плохо?
— Я не медик, чтобы ставить диагноз. Рану нужно чистить, а нечем. Антибиотики нужны.
Чего-то в этом роде Молчун ожидал. Без квалифицированной медицинской помощи он теперь не жилец. Вопрос только в том, сколько времени потребуется сепсису, чтобы его доконать. Считается, что процесс это индивидуальный и зависит от защитных сил организма. Полгода каторжной диеты и бег на износ в последние дни уж точно не добавили ему иммунитета.
Снова замотав повязку, Леха стал по очереди подходить к каждому окну и подолгу всматриваться, что происходит снаружи. Очень скоро Молчун устал за ним следить. Он прикрыл глаза и почти сразу провалился в темное ничто, где не нашлось места даже кошмарам.
Проснувшись, он обнаружил, что в комнату вползли сумерки. Леха опять куда-то пропал. Карабин, оставленный возле двери, тоже исчез. Молчуна прошиб холодный пот. Может, Леха заметил приближение каннибалов и дал деру, чтобы спасти свою шкуру? Молодой человек представил, как распахивается дверь и в избу врываются дикари с глазами-щелочками, с гнилыми зубами, вооруженные длинными ножами, которыми принимаются кромсать его на части, еще живого. Молчун понимал, что напрасно накручивает себя, однако продолжал прокручивать в голове чудовищные кровавые картинки. Он никак не мог отделаться от желания умереть в этот же миг — только бы не встретиться с людоедами.
Ему показалось, что услышал выстрел. Следом совсем недалеко раздались еще несколько залпов. Пауза затянулась, а потом в окне напротив двери жалобно звякнуло и разлетелось на осколки стекло. Пуля ввинтилась в потолочную балку. Лишь когда по полу потянуло морозным воздухом, в избу долетел звук самого выстрела.
Дверь грохнула об стену, впуская Леху. Он на ходу перезаряжал карабин. Второй болтался у него за спиной. Беглый каторжанин отчаянно матерился, поминая грязными словами всех непристойных китайских женщин, которые нарожали на свет уродов.
Леха бросил карабин на матрас, а сам схватился за скамью и подтащил ее к разбитому окну.
— Справишься тут? — он похлопал ладонью по скамье и показал на оружие.