Проклятие Митридата

Сквозь проем свет луны узкой полоской упал на каменный пол, и плачущие женщины с детьми забились по углам храма, прикрывшись темнотой. Определить местонахождение жертвы по плачу и всхлипываниям для воинов не представляло труда. Стрелы летели на звук, вонзаясь в тела обреченных. Некоторые страждущие, обнимая статуи богов, падали на пол, но и там их настигали понтийские лучники. Те, которые еле дышали, но продолжали издавать стоны, получали удар мечом, и их руки так и оставались у ног богов, которые в ту ночь отвернулись от всякого, кто имел италийское происхождение.

Та же участь постигла римлян и в Эфесе, с той лишь разницей, что они бежали в храм Артемиды.

Десятки, сотни городов были залиты кровью не только мужчин, которые могли бы выступить против Митридата, но и их жен, детей и даже рабов. Обреченные, пытавшиеся бежать от гибели морем, получали смерть более легкую, нежели те, которые были убиты или сожжены в своих домах, — их настигали военные корабли, которые таранили легкие суденышки, пуская на дно всех, кто в них находился.

Только в городе Тралл горожане не решились приложить руку к убийству: уж слишком много среди них было римлян. Правда, не подчиниться Митридату означало вынести самим себе приговор, но слишком яркими были их воспоминания о том, как по их улицам прошли легионы понтийских воинов. Они с эллинами особо не церемонились — насиловали и убивали так, будто вместо мирного населения видели перед собой лютого врага. Тогда они вырезали больше половины жителей, и выжившие смирились. Но… не простили.

Городские старейшины наняли варвара по имени Феофил, который славился своей жестокостью. Варваром его считали, потому что за любой косой взгляд в свою сторону он мстил ударом. И хорошо, если это был кулак. В действительности Феофил был пафлагонцем, но легенду о себе не спешил развенчивать. Он получил обещанную ему плату, собрал несколько десятков таких же, как он, негодяев и стал сгонять жителей, указанных старейшинами, в храм Согласия. Некоторые из горожан, оказавшие сопротивление у своего дома, там же нашли и свою смерть. А когда улицы города были зачищены, Феофил и его головорезы мечами истребили всех, кто находился в храме.

Так было в каждом городе. Так было везде.

Но не знали еще эллины Малой Азии, что римский сенат, прослышав о невиданной резне, решил, что это и есть последняя капля их терпения, и кинул жребий. Его вытянул Люций Корнелий Сулла — римский консул, который и возглавил армию из пяти легионов для войны с Митридатом.

— Повелитель, наместники докладывают, что во всех полисах твой приказ выполнен, — принес ему весть прибывший воин.

— Насколько пострадали римляне в наших землях? — пребывая в задумчивости и как бы и не замечая своего подданного, спросил Митридат.

— Убито около ста пятидесяти тысяч италийцев и римлян, мой господин.

— Ну что ж, теперь за свои тылы мы можем быть спокойны. Следовательно, в ближайшее время надо ожидать ответного удара…

Глава 29 Отец и сын

8 августа 2013 года

— Ну слава богу, кажется, живой и без всяких внешних признаков, так сказать, «готической архитектуры»!

Черепанов нарочито внимательно оглядел Виталия Заборского и усмехнулся. Несмотря на насмешливый тон, в его голосе чувствовались нотки тревоги.

— А где же черные круги под глазами и мертвецкая бледность на лице? Похоже, что ты зря провел время в кругу передовой молодежи нашего города.

Заборский остановился посреди кабинета и, театрально подняв руки, заунывным голосом продекламировал:

Я мрачен сам, и вид мой тоже.
Скрыл белый грим прыщи на роже,
И я собой ужасно горд,
Ведь я большой и страшный гот!

Черепанов рассмеялся:

— Ну вот, теперь узнаю прежнего сотоварища по оружию. А то я уже было испугался: десять секунд как пришел и все молчишь.

— Служу телекомпании «Зенит»! — ответил Виталий, усаживаясь в свое любимое кресло.

— Тогда я дважды спокоен! — в том же духе подхватил Черепанов и добавил: — Ты давай поскорее выходи из образа загадочного гота и рассказывай, что полезного узнал у этой братии. Надеюсь, время потратил не зря?

— Да смотря с какой стороны посмотреть, — уже серьезным тоном произнес Виталий и, несколько секунд помолчав, продолжил: — Там не все так просто, Иван Сергеевич. Даже не знаю, с чего начать.

— А ты, мой юный друг, начни с самого начала. Глядишь, по ходу и разберемся с твоими непростыми сложностями.

Черепанов сел напротив Виталия, всем своим видом показывая, что он внимательно слушает. Последующие десять минут говорил только Заборский.