- Когда месяц народится, поедете на Север, в тундру? - спросил он. Каноэ белых не берите. Нехорошие. Тяжелые очень. У элдели каноэ берите. Я сказал.
- По-моему, это значит, он хочет дать нам чипеуэйские каноэ, - объяснил Эуэсин, переведя слова вождя. - Если так, нам повезло. Их каноэ самые лучшие во всем северном крае. Они из бересты. Маленькие, легкие.
- Слушай, Эуэсин, - сказал Джейми, - скажи ему про полицию, что меня искать будут. Пускай знает. Вдруг полиция через эти места поедет!
Эуэсин перевел слова Джейми; суровое лицо старика неожиданно осветилось чем-то вроде усмешки. Он вдруг разразился длинной речью:
- Говорят, белая полиция, они знатные ездоки. У-у! Да только где им с моими равняться. Они по широким дорогам ездят, по большим рекам и озерам. А мои такими дорогами ездят, какие один олень видел. Элдели покажут вам тайные пути, и пускай тогда белые люди вас ищут. Состарятся, зубы потеряют, а никого не отыщут, одних чаек да белок. У-у! Я для них обманных следов понаделаю, как матерый волк.
Настал апрель. Он принес с собой первые признаки оттепели, что начнется в мае. Горячей грело солнце, длинней становились дни. Ребята расставили на болотах и топях капканы; вскоре дом Кэсмира украсили гирлянды из ондатровых и бобровых шкурок. Снова жизнь вошла в колею. Сейчас мальчикам приходилось не так трудно, как зимой: участки, на которых они расставили капканы, были куда меньше. Теперь хватало времени и на то, чтобы поболтать, даже чтобы изредка навестить своих старых приятелей кри на озере Танаут. Кри все время были настороже, но до сих пор не подметили ни единого знака, что в их краях появились чужаки.
Чем ближе подходило время весеннего таяния, тем меньше мальчики боялись полицейского патруля. Они знали, что с середины мая до середины июня, в пору, когда вскроются реки и подтает лед на озерах, с юга никому сюда не добраться ни на собаках, ни на лодках. А к тому времени, как реки очистятся ото льда, ребята уйдут уже далеко на север и им не страшны будут никакие преследования.
Но Джейми нашел новый повод для беспокойства. Несколько раз Питъюк ухитрялся обойти свои канканы куда быстрей товарищей, причем приносил меньше ондатры. И в этих случаях, когда Джейми и Эуэсин возвращались домой, оказывалось, что Питъюк с удовольствием хлопочет по хозяйству, занимается каким-нибудь чисто женским делом. Однажды он, повязавшись вместо фартука старым мешком из-под муки, перетирал вымытые Анджелиной тарелки. В другой раз нес с озера две большие корзины мокрого белья: он развел на берегу костер и кипятил воду в баке, чтобы Анджелина стирала тут же, а не таскала воду наверх.
Эуэсин начал было его поддразнивать, но всегда добродушный Питъюк сразу мрачнел, обижался, и Эуэсин в конце концов оставил его в покое. Зато чем дальше, тем больше тревожился Джейми. Ведь если Питъюк стал вздыхать по Анджелине, это, пожалуй, помешает летнему путешествию в тундру, а Джейми готов был на все, лишь бы поездка состоялась.
Через несколько дней после того, как Питъюка застигли, когда он помогал Анджелине со стиркой, мальчики собрались на озеро Танаут - навестить кри и запастись новыми лосевыми мокасинами. Джейми решил про себя, что на Кэсмирское озеро они вернутся без Анджелины, но он не принял в расчет ее чутье. Она наотрез отказалась ехать с ними: ей, мол, столько надо чинить одежды, столько стряпать, нет, она никак не может поехать... Ничто, даже трогательные уговоры Питъюка, не заставили ее передумать. В конце концов мальчикам пришлось ехать без нее, но Джейми порядком разозлился.
Они сделали привал у все еще покрытых льдом Кэсмирских порогов, стали кипятить воду, чтобы напиться чаю. Вдруг Джейми не выдержал.
- Слушайте. Май ведь уже. Через неделю, ну, через две надо ехать на Север. Пора нам отделаться от Анджелины. Раньше, в доме Макнейра, она и правда помогала, а теперь от нее одна помеха. Девчонка уже вообразила, будто она с нами на равных. Она еще и на Север захочет с нами ехать.
Эуэсин постарался успокоить друга:
- На Север ей с нами никак нельзя. Мы все это знаем. А если она побудет в доме Кэсмира, пока мы не уедем, - что плохого? После приедет отец и заберет ее.
- А вот что плохого! - вне себя закричал Джейми. - Этот олух, - он показал на Питъюка, который склонился над котелком с чаем, - совсем из-за нее спятил. Дела не делает, капканы забросил, бродит, будто пьяный, толку от него чуть. А на Север поедем, так он и вовсе голову потеряет.
Эуэсин от такого взрыва ярости совсем растерялся. Питъюк же вскинулся, точно от удара ножом. Он выпрямился, повернулся к Джейми.
- Ты мне друг, - раздельно сказал он. - Теперь изменил. Анджелина мне друг тоже. Она не изменил, как ты. Ты мне теперь враг, тогда и я стану тебе враг. Драться хочешь - буду драться.
Джейми вскочил.
- Да ты что, сдурел?! Тебя уму-разуму учить надо!