— Нет, нет! — возразил он. — Я имею в виду не вас. Тут все понятно. Вы говорили о том, что она любит меня… ia она… А ведь она жила в моем доме… А вам говорила о своем одиночестве… о том, что ей тоскливо… Я ни разу… мне трудно это признавать, но это правда… ни разу за весь этот год не заметил и намека на такую любовь ко мне!..
От нелегких воспоминаний его голос задрожал.
— В таком случае, сэр, — сказал я, — мне посчастливилось за несколько дней узнать больше, чем вам за всю ее жизнь!
Мои слова как будто вернули его из задумчивости. Мне показалось, что теперь он говорил со смешанным чувством удовольствия и удивления:
— Я понятия об этом не имел. Мне казалось, что я ей безразличен. Я думал, она пыталась таким образом как–то отомстить мне за то, что я не уделял ей достаточно внимания, когда она была еще ребенком, что она бессердечна… Я счастлив узнать, что дочь моей жены тоже меня любит!
Охваченный переживаниями, он снова откинулся на подушки; воспоминания о прошлом нахлынули на него.
Как, должно быть, он любил ее мать! Ведь его тронула любовь не своего ребенка, а дочери жены. Мое сердце наполнилось чувством сострадания и доброты. Я начал понимать. Начал понимать душевный накал этих двух прекрасных, вынужденных скрывать свои чувства натур, которым пришлось загасить в себе огонь желания взаимной любви! Меня не удивило, когда с его уст слетели тихие слова:
— Маргарет! Моя девочка! Нежная, чуткая, сильная, искренняя и мужественная! Точно как ее мать! Как ее мать…
В ту секунду я несказанно обрадовался, что был с ним совершенно откровенен.
Некоторое время спустя мистер Трелони заговорил снова:
— Четыре дня! С шестнадцатого! Значит, сегодня двадцатое июля?
Я утвердительно кивнул головой. Он продолжил:
— Значит, я был в трансе четыре дня. Со мной это не впервые. Однажды, при довольно необычных обстоятельствах, мне довелось провести в состоянии транса три дня, хотя я об этом и не подозревал, пока мне не сказали. Как–нибудь я вам об этом расскажу, если вам будет любопытно.
Эти слова привели меня в глубокое волнение. То, что отец Маргарет оказывает мне такое доверие, делало возможным… Деловой, будничный тон, последовавший за этим, вернул меня с небес на землю.
— Пожалуй, мне пора встать. Когда придет Маргарет, скажите ей, что со мной все в порядке. Это позволит ей избежать шока. Еще скажите Корбеку, что я хочу встретиться с ним как можно скорее. Мне не терпится увидеть эти лампы и услышать его!
Его отношение ко мне наполнило меня радостью. Некоторый намек на родственные отношения добавил мне энтузиазма. Я поспешил к выходу, собираясь, не теряя времени, выполнить его поручения, но, когда моя–ру$& $£іла уже на ключе, его голос остановил меня:
— Мистер Росс!
Мне не понравилось, что он назвал меня «мистер». Узнав о моих отношениях с его дочерью, он стал называть меня Малькольм, и это возвращение к официальному обращению не только больно кольнуло меня, но и заставило напрячься от недобрых предчувствий. Наверное, дело в Маргарет. Теперь, когда у меня возникло опасение потерять ее, я снова в мыслях называл ее Маргарет, а не мисс Трелони. Сегодня я понимаю, что тогда творилось в моей душе: я был готов бороться за нее. Я вернулся, непроизвольно расправив плечи и выпрямив спину. Мистер Трелони, прекрасный знаток человеческих душ, как будто сумел прочитать мои мысли, и его лицо, омраченное новыми заботами, заметно посветлело, когда он заговорил:
— Присядьте на минуту. Будет лучше, если мы поговорим сейчас, а не позже. Мы — мужчины. Взрослые мужчины, имеющие жизненный опыт. Все, что я сейчас узнал о своей дочери, для меня очень неожиданно, и я хочу четко понимать, в каком положении нахожусь. Заметьте, я не имею ничего против, но, как отец, я также имею обязанности, которые могут показаться неприятными. Я… я… — Кажется, он не знал, с чего начать, и это вселило в меня надежду. — Как я полагаю, судя по тому, что вы рассказали мне о своем отношении к моей дочери, вы собираетесь просить ее руки?
Мой ответ прозвучал тут же:
— Конечно! Без сомнения! В тот же вечер, который мы провели с ней на реке, я решил разыскать вас, разумеется, не сразу, а по прошествии положенного в подобных случаях времени, и просить вашего разрешения обратиться к ней с таким предложением. Однако события заставили на€»<е «йй зблизиться быстрее, чем можно было ожидать. Но главная моя цель по–прежнему остается в моем сердце и с каждой прожитой минутой растет и крепнет.
Его лицо как будто осветилось добротой, когда он слушал меня. Воспоминания о своей молодости нахлынули на него. Помолчав некоторое время, он произнес:
— Полагаю, судя по всему, вы, Малькольм Росс, еще не обращались к моей дочери с официальным предложением? — Отказ от официальности заново наполнил мою душу ликованием.
— Словами — нет, сэр, — arriere pensee[7]
моей фразы задело меня не тем, что она сама по себе прозвучала комично, а тем, что на лице отца она вызвала невеселую, но добродушную улыбку. В его ответе послышались нотки сарказма: