Римма Сергеевна даже присвистнула. Она еще не осознала объемов катастрофы, она еще была настроена на юмористический лад.
– Ты понял это через двадцать лет? Что и говорить, самое время.
– Лучше поздно, чем никогда.
– Ты начинаешь говорить банальности, милый мой. Объяснись, будь добр.
И он объяснился.
Напрасно она его недооценивала, вот что.
Он все прекрасно понимал.
Он понимал, что Римма не любила его. Никогда. Что вышла за него замуж потому, что сочла это нужным и выгодным для себя. Хотя, при своих данных, могла бы найти мужа и поинтереснее. Тут Римма приосанилась, поправила руками прическу – он прав, дуралей, она тогда была ух как хороша, да и сейчас еще ничего!
– Тебе так и не удалось полюбить меня, так ведь? Даже после рождения девчонок. Я ждал, я надеялся. Я слышал, женщины начинают иначе относиться к отцу своих детей, и слышал, что в них пробуждается особая нежность к мужу. Ничего этого не произошло. И ты вздохнула с облегчением, когда я начал изменять тебе, ведь так? Знаешь, это было унизительно. Ты сама вынуждала меня к этому…
– Вот как?
– Хорошо, я не хочу с тобой спорить. Но ты мирилась с этим. Знаешь, я надеялся, что хотя бы ревность пробудит в тебе любовь ко мне. Но – нет. Ты можешь подумать, что я оправдываюсь, только…
Тут терпение Риммы кончилось.
– Да что ты хочешь сказать! – вскрикнула она. – Алеша! Я… Я же люблю тебя!
– Нет. Поверь мне, нет. И не то страшно, что ты обманываешь меня. Страшнее то, что ты обманываешь себя. Жизнь без любви ужасна.
Он тратил слова зря – она его не понимала.
– Если бы была жива твоя мама! И мой отец! Они бы не допустили… Не позволили, чтобы ты ушел от меня к этой… своей…
– Думаю, мы в состоянии решить свои проблемы сами. Она меня любит. Любила все эти годы и ждала.
Больше он ничего не мог ей объяснить. Не рассказывать же, как снова встретился с Нинель, как убедился в том, что эта женщина любит его по-прежнему, любит всем своим сердцем, всей распахнутостью души? Теперь он мог это оценить по достоинству, чего не вышло по молодости. И оказалось, что еще не слишком поздно.
– Римма, прости, но мне сейчас лучше начать собираться. Я сложу свои вещи в этот старый чемодан, не возражаешь?
– Я тебе помогу. Возьми еще спортивную сумку. В нее можно положить книги.
В конце концов, она не могла не признать его правоту.
Они работали дружно и слаженно, как делали это всю жизнь. Римма ловко, как она одна умела, складывала сорочки и наконец поинтересовалась:
– На развод сам подашь, или…
– Я сам. В ближайшее же время.
– Ну? Куда такая спешка?
– Римма, мы уедем.
– Ты и твоя молодая прелестная жена?
– Не надо так. Мы переедем в Саратов. У Нинель там дом – достался в наследство. Мне предложили неплохую работу.
– Вот как, все уже продумали…
– Как только устроюсь, я, разумеется, начну посылать тебе кое-что – тебе и девчонкам.
– Спасибо, мы не нуждаемся в алиментах.
– Ты, может, и нет, а девочки…
– Оставим этот разговор. Возьмешь пальто? А зимние ботинки?
– Пожалуй, нет.
– Ну, как знаешь. Новая жизнь, новые вещи. А куда мне прикажешь девать это барахло?
– Не знаю. Выбрось. Отдай кому-нибудь. Не знаю!
И Алексей ушел.
Римма не верила в это до последнего.
Она была уверена – это ненадолго. Алексей одумается. Ну куда ему? Ладно бы еще к молодой ушел, а то – к старухе! До развода дело не дойдет.
Но нет, дело дошло и до развода. Во время заседания суда Римма не выдержала и заплакала, глубоко презирая себя за эту слабость. И сквозь солоноватую туманность увидела – у дверей Алексея поджидала эта его… Нинелька. Сутулая, безвкусно одетая, жалась к стене. И сколько любви – преданной, собачьей – плескалось в ее глазах, столько же, сколько слез в глазах Риммы!
Быть может, это заразно? Быть может, именно от этой дворняжки Римма подцепила вирус любви?
Она полюбила своего мужа, когда он ушел от нее. Полюбила, лишившись его ежедневного присутствия, а по ночам – его большого тела рядом с собой, тела, от которого она с такой досадой отодвигалась, боясь, что оно потревожит ее покой, ее опрятную прохладу… Но время упущено, ничего не вернуть, ничего не спасти. Терзаясь презрением к себе и запоздалой любовью к мужу, Римма докатилась до совершенно неприсущих ей поступков. Она сторожила мужа у дверей его нового дома, она писала ему душераздирающие письма. Она научилась звонить по телефону и бросать трубку, заслышав спокойный женский голос. О, страшное ночное одиночество женщины, горячие слезы на холодной подушке! О, ужас пробудившихся не ко времени, запоздалых желаний!
Но Римма не изменила себе, ведь она всегда мастерски владела своими чувствами.
– Ты же можешь еще раз выйти замуж, – как-то невпопад сказала ей дочь. – Ты у меня, мама, еще ого-го!