Проклятие обреченных

Что ж, бывает. Совпадение позабавило ее. Дурищу тоже зовут Нина Лазарева, не самое редкое имя, не самая редкая фамилия. Ада наскоро оделась и поехала в больницу, остановившись по дороге всего два раза. В первый раз у банкомата – очевидно, немного наличных ей не помешает. Во второй раз – чтобы купить себе энергетический дринк в яркой баночке. Напиток, обещавший невиданный прилив сил, оказался жуткой мерзостью, и его пришлось выбросить, но сладковатый привкус держался во рту до самой больницы. А больница была ужасна, Ада даже не предполагала, что в Москве может быть такая. Нахохлившийся скверик, мертвый снегирь посреди дорожки, серые кирпичные стены, полуразрушенные, источающие запах лекарств и человеческих страданий. На вахте зевает щуплая старушонка, цедит через губу:

– Приемные часы с двенадцати до четырех, бахилы стоють десять рублей. Да куда ты ломисся, куда ты ломисся? Говорят тебе – сейчас нельзя! Этакая недотепа!

Ух, какой Ада устроила ей разгон, всю богадельню на рога поставила! На шум сбежались зрители – больные в пижамах, персонал в мятых халатах. Всем подавай хлеба и зрелищ! Пришел высокий, наголо бритый мужчина в халате поопрятней, чем у прочих, Ада сразу же признала в нем старшего и поймала за лацканы, но поняла – этого нахрапом не возьмешь.

– Больную Лазареву перевели из реанимации в обычную палату. Первая помощь ей оказана, жизнь ее вне опасности. Сейчас она спит, будить ее не стоит. Единственное, что ей нужно, – это покой. Ни к чему так волноваться, сударыня. Ну, легонькое сотрясение мозга, ребро треснуло, царапина на локте… До свадьбы заживет. Это матушка ваша? Хотя, наверное, нет…

– Не ваше дело! – рявкнула Ада.

«Матушка…» «До свадьбы…» Ясновидящий он, что ли?

– Ей ведь, наверное, томограмму нужно делать, а томографа в вашей живодерне нет!

– Есть, есть у нас томограф! – обрадовался невесть чему доктор. – Новенький совсем, в упаковке даже. Недавно прислали. Если вы так настаиваете, мы и томограмму Лазаревой сделаем, хотя в этом нет необходимости.

– И в отдельную палату переведите, – потребовала Ада.

– Да у нее хорошая палата!

– Сколько там народу?

– Одиннадцать коек.

– Вот именно! Я заплачу. Отдельная палата, где она бы лежала одна.

– У нас нет таких палат!

– Найдите.

– Хорошо. Но только завтра, все завтра. Сейчас больной нужен только покой. Сударыня, не могли бы вы меня выпустить из объятий? – Голубые глаза за стеклами очков весело заблестели. – Я, конечно, не против, мне даже приятно, но окружающие начинают волноваться… Может быть, в другой раз, в более интимной обстановке…

«Юморист». – Ада отпустила доктора.

– Благодарю вас. Приходите завтра, хорошо? Увидите свою больную, удостоверитесь лично, что все в порядке. Только купите у Антонины Семеновны бахилы, и больше никого не хватайте за грудки, а то я стану ревновать. – И подмигнул.

Весельчак доктор не соврал – на следующий день, в шесть часов утра, Нину перевезли в отдельную палату, вернее, в маленькую комнатку, где до этого отдыхали врачи и медсестры.

Открыв глаза, Нина Алексеевна увидела не изможденное желтое лицо соседки по палате – последнее, что она заметила вечером, засыпая под воздействием лекарства, а герани на подоконнике, солнечный лучик на белой стене, занавески цвета яичного желтка и почувствовала легкий запах табачного дыма, к нему примешивался тонкий аромат роз. Розы стояли на тумбочке в трехлитровой банке, рядом пакет с фруктами. Кто принес ей это все?

– Знакомая ваша прибегала с утра пораньше. Вот неуемная особа! – словно отвечая на ее мысли, прозвучал мягкий басок. – Ну, как мы себя чувствуем? Голова болит? В глазах мошки не мелькают? Тошнота не мучает? Впрочем, тошнота как раз может быть следствием вашего положения. Повезло вам, что и говорить…

– Какого… положения? – осторожно спросила Нина, скосив глаза на доктора. Доктор был давешний, веселый, голубоглазый. – Сомнительное везение, вам не кажется?

– Отчего же? Сами живы и относительно целы, ребеночек не пострадал…

– Ребеночек? Чей? Я в машине была одна, и никакого…

– Ваш, ваш ребеночек, – укоризненно покачал лысой головой доктор, аж солнечные зайчики заметались по стенам. – Хотите сказать, что ничего не знаете о своей беременности? Гм… Внимательнее надо к себе быть, вы ведь уже не девочка. Месяца три, не меньше.

Ее руки потянулись сами собой и сомкнулись на животе в древнем, оберегающем, охранительном жесте. Чаша жизни, округлая дароносица, надежда и радость будущих дней!

– А ваша-то знакомая, – гудел голос доктора, – все требовала, чтоб вам томограмму сделали. Ну, судя по вашему розовому личику, ничего такого нам не нужно. Моя коллега вас сегодня еще понаблюдает, а я пойду с вашего разрешения домой, покемарю. Устал я с вами.

– Спасибо! А…

Но он уже закрыл за собой дверь, и почти тут же дверь раскрылась снова. На пороге стояла… Вот уж кого Нина не рассчитывала тут увидеть.

– Ада Константиновна, вы… А… Да, я понимаю. Сообщили на службу.