Проклятие Пифоса

— Госпожа Эрефрен говорит, что мы очень близко.

На что Птерон, вскинув голову, тихо сказал:

— На нас идет охота.

Гальба снова увидел небо. И еще он услышал громовые раскаты прибоя. До побережья оставалось меньше километра. Деревья впереди были мертвы. Их ветви переплелись, образовав паутину когтей, что разбивала льющийся сверху свет на резкие лучи, словно мозаичное стекло в соборе хищничества. Деревья здесь росли реже и не было подлеска. Землю устилали ссохшиеся хрупкие травы и листочки, рассыпавшиеся в пыль под сапогами легионеров. Но дальше, примерно в пятидесяти метрах, находилась группа деревьев, которые росли так близко друг к другу, что выглядели одной сплошной стеной. Они тоже были мертвы — скелеты гигантов, сплотившихся, чтобы спрятать тайну, которая их убила.

В последние несколько минут Эрефрен ускорила шаг. Ее лицо избороздили похожие на каньоны морщины от измождения, а кожа, и без того нездорово бледная, стала совсем серой, словно раздробленные кости. Астропата словно тянула вперед какая-то жуткая сила. Когда Гальба пытался заговорить с ней, женщина отвечала коротко и рассеянно. Казалось, что ее разум уже достиг цели, и теперь тело силилось за ним поспеть.

Прямо перед группой деревьев пролегала полоса открытой земли. Аттик приказал остановиться на ее границе. Гальбе даже пришлось придержать Эрефрен, чтобы та не двинулась дальше.

— Это здесь, — выдохнула женщина, указующе вытянув руки. Пустые провалы ее глаз безошибочно нацелились на деревья. — Мне нужно быть там.

— Будете, — пообещал Аттик, — когда я узнаю, что за ними скрывается.

Он повернулся к Камну, технодесантнику.

— Ауспик?

— Признаков органики нет, брат-капитан. Разумной жизни также не обнаружено.

В этот момент Гальба услышал голос Птерона.

— Сэр, — докладывал сержант. — С тыла приближается враг. Множественные крупные контакты, окружают нас.

— Подтверждаю! — согласился Камн. — Также идут со склона.

Аттик выругался.

— Даррас, вали эти деревья. Остальным принять построение «черепаха», — далее он обратился к Эрефрен: — Вы будете в центре и найдете в себе силы сопротивляться зову. В противном случае легиону от вас нет пользы.

Он стоял прямо перед женщиной — между ней и ее целью. Гальба знал, что Эрефрен не видит ни Аттика, ни деревьев, но среагировала она так, будто видела все. Помешательство отпустило ее, словно волна наваждения разбилась о непоколебимую статую войны, выросшую перед ней.

— Как прикажете, — ответила астропат.

Даррас вместе с командой подрывников бросился к деревьям. Пока они устанавливали заряды, остальные отделения сгруппировались тесным прямоугольником — плечом к плечу, выставив во все стороны пушки. Воины держались вплотную друг к другу, превратившись в сплошную массу керамита, в передвижную крепость, что ощетинилась болтерами и готова сразить любого неосторожно сунувшегося врага. На мгновение — мимолетное, но весьма ощутимое — повисло ожидание по поводу дальнейшей роли Саламандр. Кхи’дем ни о чем не просил Аттика, но капитан Железных Рук отрывистым кивком указал сержанту и его воинам присоединиться к построению. В свою очередь Гвардия Ворона предпочла скорость и гибкость и осталась в стороне, двигаясь параллельно основному отряду.

За считанные секунды после первого предупреждения враг подобрался достаточно близко, чтобы его стало слышно. Злобное рычание эхом разносилось по зеленой мгле. Ветви хрустели и трещали под натиском грузных тел. «Черепаха» двинулась по открытой местности к мертвым деревьям.

— Даррас, — обратился к сержанту Аттик. — Статус?

— Жду вашего приказа.

— Давай.

Череда взрывов вдребезги разнесла стволы. Деревья сначала покачнулись, а затем с оглушительным треском расцепили свои объятья и попадали на землю, напоминая откидывающиеся трапы гигантской десантной капсулы. Гальба смотрел на валящиеся растения со своего места на правом фланге, совершенно не опасаясь, что они зацепят построение. Даррас был искусным творцом разрушений. Земля содрогалась от ударов громадных стволов по обе стороны от легионеров.

Деревья закрывали собой чернокаменную колонну. Цвет ее был насыщенным и глубоким, как обсидиан, но не блестел и не давал никаких отражений. Казалось, материал поглощал касающийся его свет, создавая вокруг ореол тени. Колонна была неровной — она выгибалась, словно змея, изготовившаяся к удару. У вершины она разделялась на три изогнутых крюка, похожих на раскрытые когти. Поверхность камня была испещрена трещинами и полосами, и в их рисунке Гальбе привиделась определенная система. Но его взгляд никак не мог уловить ее. Внезапно сержант понял, что не может сфокусироваться ни на одном участке колонны. Поначалу он счел ее происхождение искусственным, однако быть может, камень в расплавленном состоянии вырвался из земли и застыл в такой форме. Сержант нутром чувствовал, что непостижимым образом обе эти возможности были одновременно и верными, и ошибочными.