Она нашла Арина. Он шел через облетевшую апельсиновую рощу и нес за плечом конскую упряжь. Увидев Кестрель, раб остановился, и пряжки на сбруе нестройно звякнули. Арин замер как вкопанный. Кестрель подошла ближе и заметила, что его губы сжаты, а на теле не осталось ни синяка после драки со стражниками. Они сошли. Еще бы, ведь все случилось почти месяц назад.
— Я навлекла на тебя позор?
Что-то странное мелькнуло в его глазах.
— Позор? — повторил Арин. Он поднял голову и посмотрел на голые ветви, как будто ожидая увидеть на них плоды. Как будто на улице все еще лето.
— Я видела твою книгу и прочитала надпись. Я сражалась за тебя на дуэли. Обманула, приказала запереть. Я тебя опозорила, да?
Он скрестил руки на груди и покачал головой, по-прежнему не глядя на Кестрель.
— Нет. Богу долгов все про меня известно.
— Тогда в чем дело? — Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не спросить о слухах и его возлюбленной, но то, что она сказала, было еще хуже: — Почему ты не смотришь мне в глаза?
— Нельзя. Мне лучше вовсе уйти, — пробормотал он.
Кестрель вдруг поняла, почему ее смутили слова рабыни о том, что Ракс выпустил Арина.
— Отец! — догадалась она. — О нем можешь не беспокоиться. Он уедет в первый день зимы. Весь полк отправляется на восток на войну с варварами.
— Что? — Он наконец посмотрел на нее.
— Все будет как прежде.
— Не думаю.
— Но… Мы ведь друзья. — Его лицо приобрело странное выражение, но Кестрель не понимала, что оно означает. — Просто скажи мне, в чем дело, Арин. Скажи правду.
Его голос прозвучал хрипло:
— Я раб. Собственность. Как можно мне верить? С чего мне говорить правду?
Зонтик задрожал в руках Кестрель. Она открыла рот, чтобы ответить, но поняла: если заговорит, не сможет вовремя остановиться.
— Я могу сказать только одно, и это чистая правда. — Арин взглянул ей в глаза. — Мы не друзья.
Кестрель сглотнула.
— Ты прав, — прошептала она. — Не друзья.
Нож застыл в паре сантиметров от горла Арина.
— Во имя бога жизни! — ахнул Плут. Он отшатнулся. Нож тускло блеснул в полутьме тесной спальни. — Ты что здесь забыл? Вломился в мой дом как вор, среди ночи! Забрался в окно! Тебе повезло, что я успел разглядеть твое лицо.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Для начала объясни, почему нельзя было прийти днем на рынок. Я думал, у тебя с этим все в порядке. Ты же мог просто взять у девчонки кольцо.
— Не мог.
Плут прищурился и в задумчивости постучал плоской стороной клинка по ноге. В тусклом свете уличного фонаря Арин увидел, как по его лицу медленно расползается улыбка.
— Поругался с госпожой, значит? Милые бранятся?
Лицо Арина помрачнело, губы сжались.
— Ну тише, парень. Просто скажи, правду говорят или нет?
— Нет.
— Ладно. — Плут поднял руки, как будто сдаваясь, небрежно держа нож в одной из них. — Нет так нет.
— Послушай, Плут. Я сбежал после отбоя, перелез через стену поместья и пробрался в охраняемый город, чтобы поговорить с тобой. Думаешь, я хотел обсудить валорианские сплетни?
Плут приподнял одну бровь.
— Генерала отправляют воевать на восток. Он уводит с собой полк. Утром, прямо перед Зимним балом. Это наш шанс.
Плут отбросил нож на стол. Он выдохнул, потом тихо рассмеялся.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Просто великолепно!
Перед глазами у Арина возникло лицо Кестрель, его хрупкие черты. Забинтованное колено. Побелевшие костяшки пальцев. Он вспомнил, как надломился ее голос.
— Революция случится ночью, во время бала, — начал объяснять Плут. — Бочонки с порохом будут на местах. Я поведу наступление на поместье генерала. Он оставит дома личную охрану, так что нам окажут сопротивление. Но мы справимся. Благодаря тебе у нас есть оружие, а захватить его дом для нас особенно важно. Богатые валорианцы тем временем отведают отравленного вина на балу. — Плут нахмурился. — Ну что ты так смотришь, Арин? План идеален. Все пройдет как нельзя лучше. Мы отвоюем наш город. — Он положил руку Арину на плечо. — Вернем себе свободу.
Эти слова рассекли запутанный узел сомнений в душе Арина. Он медленно кивнул и повернулся к окну.
— Ты куда? — удивился Плут. — Сам знаешь, как тяжело было добраться сюда. Возвращаться ничуть не проще. Оставайся. Я тебя спрячу.
«Почему ты не смотришь мне в глаза?» — спросила Кестрель в апельсиновой роще. Ему больно было слышать, как дрожал ее голос. Он до сих пор чувствовал эту боль. Давным-давно, на восьмые именины, отец подарил ему стеклянную лошадку. Арин вспомнил ее заостренные книзу ножки и выгнутую шею. Игрушка была вся прозрачная, как звездный свет. Арин случайно уронил ее, и она разбилась об пол.
— Нет, — сказал он Плуту. — Я пойду обратно. Когда все случится, я должен быть там.
25