Проклятие победителя

Плут на мгновение широко раскрыл глаза, словно не веря в происходящее. Потом его взгляд потух. Арин разжал руки. Он опустился на колени рядом с Кестрель и потянулся окровавленной рукой к ее ушибленной щеке. Она вздрогнула от прикосновения его мокрых пальцев, но потом позволила себя обнять. Арин прижал ее к груди, в которой бешено колотилось сердце. Кестрель вздохнула. Это был судорожный глоток воздуха. Резкий. Неглубокий. И снова, снова.

Ее начало трясти. Зубы громко стучали. Арин бормотал: «Тише, тише», будто плачущему ребенку, и вдруг она поняла, что действительно плачет. А потом вернулась в реальность: ведь это Арин посадил ее в клетку. Кестрель вырвалась из его объятий.

— Ключ, — прошептала она.

Арин опустил руки.

— Что?

— Ты дал Плуту ключ от моей комнаты!

Как иначе он смог так тихо подкрасться? Арин сам позвал его, впустил в свой дом, позволил пользоваться своим имуществом, своей пленницей…

— Нет. Ни за что. Ты же знаешь, я бы этого никогда не сделал!

Кестрель сжала зубы.

— Подумай, Кестрель. Зачем мне давать Плуту ключ от твоих покоев? Ты же видишь, я убил его.

Она покачала головой, не зная, что и думать.

Арин вытер лоб рукой, и кровь размазалась по лицу. Он попытался стереть ее рукавом, но, когда снова посмотрел на Кестрель, над серыми глазами все равно оставалась красная полоска. Злоба, исказившая его лицо, когда он ворвался в комнату, исчезла. Он выглядел совсем мальчишкой.

Встав, Арин вытащил из тела Плута меч и ощупал карманы мертвеца. Ему попалось железное кольцо с дюжиной ключей, которую он повертел в руках. Ключи зазвенели друг о друга, и Арин зажал их в кулаке.

— И это в моем доме, — глухо произнес он, а потом посмотрел на Кестрель. — С ключей можно сделать дубликаты. — Его взгляд умолял ее поверить. — Я понятия не имею, сколько их было у Айрекса. Плут мог добыть ключи еще до Зимнего бала.

Кестрель понимала: вполне возможно, что так оно и есть. Он помнила неподдельный ужас на лице Арина в ту секунду, когда он увидел ее на полу. Никто бы не смог так хорошо притвориться. И сейчас он смотрел так, будто вместе с ней пережил произошедшее.

— Поверь мне, Кестрель.

Она верила и в то же время нет. Арин снял с кольца два ключа и протянул их Кестрель.

— Они от твоих покоев. Оставь себе.

Металл тускло блеснул в ее ладони. Один ключ она знала. А вот второй…

— Это от двери в саду?

— Да, но… — Арин отвел взгляд, — тебе он вряд ли пригодится.

Кестрель и раньше догадывалась, что Арин живет в западном крыле, где, должно быть, находились комнаты его отца, в то время как она жила в покоях матери. Но лишь теперь она поняла, для чего нужны эти два сада: через них муж и жена могли ходить друг к другу незаметно для всех.

Кестрель встала вслед за Арином. Корчиться на полу она больше не желала.

— Кестрель… — Арину явно не хотелось задавать этот вопрос. — Ты сильно ранена?

— Как видишь. — Глаз уже начал опухать, а на щеке осталась ссадина. — Лицо. Это все.

— Я мог бы убить его тысячу раз, и все равно этого было бы мало.

Она посмотрела на тело Плута. Кровь уже начала впитываться в ковер.

— Надеюсь, кто-нибудь это уберет. Потому что я не стану. Я тебе не рабыня.

— Конечно нет, Кестрель.

— Я бы поверила, если бы ты отдал мне всю связку ключей.

Уголок его губ дернулся.

— Нет уж, тогда ты решишь, что я глуп, и совсем перестанешь меня уважать.

Когда стемнело, Кестрель вышла в сад и открыла дверь в стене. В саду Арина, окруженном гладкими стенами, тоже не росли цветы. На лоджии было темно, но коридор, который вел в покои, походил на сверкающий туннель. Где-то там, в освещенных комнатах, среди смутных силуэтов двигалась длинная тень.

Арин не спал.

Кестрель скользнула обратно в свой сад и заперла дверь. Дрожь, охватившая ее днем после случившегося, вернулась. Она пошла в сад, мечтая о побеге, но, увидев тень Арина, поняла, что на самом деле просто искала его общества. Ей было страшно одной.

Кестрель принялась мерить шагами сад. Галька разлеталась у нее под ногами.

Если она не будет останавливаться, то, может, забудет, как Плут навалился на нее всем своим весом, дал пощечину и то мгновение, когда она поняла, что ничего не может поделать. За нее все сделал Арин.

Позже он взвалил труп на плечо, куда-то унес и пропитанный кровью ковер тоже убрал. Наверное, он хотел починить и выбитую дверь, которая едва держалась на петлях, но Кестрель велела ему уйти.

Арин постепенно превращался в человека вроде тех, каких всегда ставил в пример ее отец: безжалостного, способного принять решение, привести его в исполнение и пойти дальше не оглядываясь. Кестрель подумала, что Арин стал ее собственном отражением, точнее, отражением той, кем она должна была стать.

Дочь генерала Траяна не оказалась бы в таком положении. Она бы не испугалась.

Кестрель споткнулась о камень и, внезапно услышав какой-то звук, замерла, не сразу поняв, что это такое. Чистый, глубокий, прекрасный звук. Она подождала, и он раздался снова.