Проклятие пражской синагоги

Osadní, Holešovice Praha 7

Прага, Чешская Республика

Домой Войтех вернулся в состоянии полного умиротворения. Чувство казалось ему даже немного неправильным, так он отвык от него за последние три года. Даже разговор с отцом под занавес вечера не портил общего впечатления.

Тот подловил его уже перед самым уходом. Войтех так и не понял, как они оказались наедине, и подозревал, что мама подстроила это специально.

– Ты собираешься вернуться в Прагу? – без хождений вокруг да около спросил отец. Он не любил задавать наводящие вопросы и намекать.

Войтех знал, какого ответа от него ждут, и понимал, что его честный ответ отец слышать не захочет и не примет, поэтому выдал компромиссную ложь:

– Я пока не знаю.

– Зачем тебе оставаться в Москве? Тебя ведь там ничего не держит.

– Зачем мне возвращаться сюда? Здесь меня тоже ничто не ждет.

Это прозвучало почти дерзко. Гораздо более дерзко, чем Войтех когда-либо себе позволял, не считая своего последнего разговора с отцом, после которого и началась его добровольная самоизоляция от родных.

– Здесь твоя семья, – важно напомнил Ладислав. – Твоя родина, в конце концов.

– А там последние восемь лет моей жизни, – не сдавался Войтех. – Дом, к которому я привык. Друзья. Работа. – Последние заявления были откровенным преувеличением, но он напомнил себе, что отец никак не может этого знать. – Едва ли Прага может предложить мне больше.

– Здесь у тебя тоже есть друзья, ты просто забыл о них в последнее время. – Ладислава тоже было трудно свернуть с выбранного пути. – И ты мог бы найти здесь нормальное занятие.

– Например?

– Ты мог бы восстановиться в ВВС.

От такого предложения Войтех даже вздрогнул. Он удивленно посмотрел на отца, не понимая, как тот может думать, что после всего случившегося он захочет вернуться. Даже если бы мог.

– На кой черт мне это нужно?

– Это достойное дело, – без тени сомнений заявил Ладислав, глядя на сына с легким раздражением, как будто тот вынуждал его озвучивать прописные истины. – Головокружительной карьеры тебе, конечно, уже не сделать, учитывая все обстоятельства, но ты еще успеешь получить звание хотя бы майора или даже подполковника.

– Класс, это, конечно, сделает мою жизнь более осмысленной, – неожиданно для самого себя огрызнулся Войтех. – С чего ты взял, что мне это нужно? – он продолжал с удивлением разглядывать отца, пытаясь заметить хотя бы тень сомнения. Хотя бы крошечный намек на то, что Ладислав Дворжак допускает мысль о том, что его сын не жаждет военной карьеры. – Я никогда не хотел быть военным, папа, – тихо заметил он, так и не отыскав ничего подобного. Отчасти он боялся, что отец выйдет из себя от такого заявления, а портить прекрасный вечер новой ссорой ему не хотелось, но и промолчать он сейчас не мог. – Никогда. Ты этого хотел. Я только хотел… полететь в космос, – он нервно рассмеялся. Сейчас собственная детская мечта казалась ему глупой. – Или я думал, что хочу этого, не знаю теперь уже. Это ты сказал мне, что проще всего сделать это, став военным летчиком.

– Но тебе же нравилось, – неожиданно спокойно напомнил Ладислав. – Тебе нравилось летать.

– Нравилось, – не стал отпираться Войтех. – Только ты прекрасно понимаешь, что после всего, что тот врач написал в своем отчете, я уже никогда не смогу быть пилотом. Ни военным, ни гражданским. – Он покачал головой. – Психов ведь не пускают за штурвал.

– Ты можешь пройти повторное освидетельствование, – уже не так уверенно предложил Ладислав. – И если в этот раз ты…

– Если в этот раз я что? – Войтех горько усмехнулся. – Если в этот раз я скажу, что понял свое заблуждение, признаю нервный срыв и галлюцинацию, заявлю, что теперь мне гораздо лучше и я сам больше не верю в свой шизофренический бред про НЛО, тогда мне милостиво разрешат вернуться за штурвал? Если я достаточно убедительно… солгу?

– Ты все еще веришь в то, что видел НЛО? – с досадой уточнил отец.

– Если я начну тебе перечислять все, что я видел и во что верю…

Ладислав поднял руку, останавливая его. А потом махнул этой же рукой, и Войтех понял, что его отец только что распрощался с последними призрачными остатками надежд на его счет. Он вспомнил слова Карела и попытался найти в себе силы принять это явное разочарование, смириться с ним и спокойно жить дальше, но горечь оказалась сильнее всех разумных доводов и призывов повзрослеть.

– Я подумаю над этим, – пообещал он, ненавидя сам себя.

Ладислав Дворжак едва заметно улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Подумай.

Хотя Войтех понимал, что не собирается думать ни о чем таком, тень новой надежды в глазах отца лишь добавляла ему умиротворения этим вечером. Они расстались на позитивной ноте, и Войтех не стыдился собственной малодушной лжи. В отличие от Саши, он верил в то, что ложь бывает во благо.

От воспроизведения в памяти всех событий этого вечера его оторвал звонок в дверь. Войтех не представлял, кто мог наведаться к нему на ночь глядя. Сидоровы или Саша скорее написали бы в Скайп, с братом он расстался меньше часа назад, а больше никого и не оставалось.