Проклятие рода

- Теперича о деле… - Сунул руку за пазуху, вытащил на свет Божий, весьма тусклый для трактира, бутылку темного стекла, также тихо промолвил, словно секретом делился. – Фряжское… - И громко расхохотался, скалясь аж до ушей. Обернувшись к прилавку, рявкнул, перекрывая шум. – Эй, хозяин, подай две чистых чаши!

Трактирщик тут же подбежал на зов и поставил перед каждым по посеребренной чаше. Получив желаемое, московит ловко свернул сургуч с горлышка бутылки, разлил вино по посудинам, поднял свою, жестом приглашая сделать тоже самое собеседника и продолжил прежним спокойным развеселым тоном:

- Выпьем и все обсудим, господин Шварц! – Одним махом осушил свою чашу. Негромко рыгнул и уставился с улыбкой на Ханса. – Любое большое дело со знатной выпивки зачинать надобно.

Капитан согласно кивнул головой и тоже одним махом осушил свою чашу. Еще вино не достигло дна желудка, еще лилось ароматной, освежающей горло струей, как глаза сами стали слипаться, а в голове зашумело. Словно издалека, в общем гуле трактира, до сознания Ханса прорывались с непонятным металлическим скрежетом отдельные слова, произносимые на русском:

- Отяжелел, бедолага. На-ка, на воздух его. Там оклемается.

Провал в памяти. Вспышка сознания. Стук копыт по булыжной мостовой. Снова провал в темноту. Чьи-то крепкие руки куда-то несут его, нет сил не то, что слово вымолвить, пальцем не пошевелить. Опять чернота и пустота провала. Чей-то голос, повелительный, незнакомый:

- Дай ему снадобье, чтоб очухался!

Почувствовав нестерпимую жажда, Дитриксен пьет ту живительную влагу, что поднесли к губам, и с каждым глотком ему становится лучше. Возвращаются силы, медленно открываются глаза. Он в большом каменном зале. В кресле. Не скован, не связан, руки свободно лежат на подлокотниках. Ханс поднял голову. Рядом с неизменной улыбкой Федор Шелковников, или как его там... на самом деле. Напротив сидит седобородый, седовласый мужчина в богатом, расшитом серебром московском кафтане. Боярин, не меньше. Смотрит с прищуром. В глазах сила, ум, власть. Голос низкий, глухой словно из подземелья доносится. Говорит медленно, внятно, по-русски:

- Зла на нас не держи, Ханс Дитрексен. Дурного тебе не желаем.

От чудодейственного напитка в голове капитана совсем просветлело – они знают, кто я на самом деле.

- Поговорить нам надобно, да дело предложить. – Продолжал седобородый. – Кто мы – тебе лучше не знать. Ежели споймает кто, спросит, так и сказать нечего будет. Дело к тебе непростое, несуетливое, да награда за него высокая выйдет. Товар, что он, - боярин указал на купчину, - купил у тебя, так на корабле и останется. Пойдешь с ним к свеям, там продашь заново. Иное закупите. Покуда торговать твои люди будут, отправишься в путь, яко за новым товаром. Куда – он укажет, - седобородый даже не шелохнулся, но Ханс понял, речь о Федоре, - ибо с тобой поедет. К месту прибудете, осмотритесь, после возвернетесь в Нарву, все обскажете без утайки.

- А деньги, что ныне за товар отданы? – Дитрексен хрипло выдавил из себя. Язык еще плохо ворочался, да в горле скребло.

- На дорогу тебе, капитан, да команде долю дать не забудь. – Усмехнулся боярин. – Мужики-то верные?

Дитрексен покачал головой.

- И то славно.

- А коль не вернусь, а от человека твоего избавлюсь? – Осмелился спросить Ханс, осторожно заглянув в глаза собеседника. Тот даже не сморгнул, но мороз его взгляда прошиб Дитрексена до костей:

- Тогда сподобься утонуть, мил человек. Со дна-то доставать, вестимо, не будем, а так найдем. – И словно припечатал. – Всех. До единого.

- Шкипер твой Петером Хазе прозывается, пушками ведает Гаусман, боцманом Нильс Гейдриксен, плотником бывший государев человек беглый, ныне вор и душегуб из ватаги сгинувшего атамана Кудеяра Гришка Ведров, а с ним и сотоварищ Сенька Опара… Всех назвать или хватит? – С ухмылкой спросил «купец» Шелковников.

Ханс жестом показал – достаточно. Все про них знают. Помолчал, потом спросил напоследок:

- Отказаться я не могу?

- Зачем? – Искренне удивился незнакомец. – Коль выгорит, все что задумали, великую службу государю нашему сослужишь. Денег получишь столь, сколь в жизни не мог видеть.

- За то, что сходить к свеям, продать, купить, куда-то съездить с… - Ханс кивнул на стоящего по-прежнему рядом «купца», - посмотреть, вернуться, рассказать? И все?

- Вестимо, нет. За первым делом, второе последует. За него и награда несметная будет. Но о том деле речь после. Вернись сперва. А про награду ныне скажу, дабы знал, что ждет в конце тебя бочонок с золотыми цехинами. Проводи его. – Отдал приказ боярин, дав понять, что разговор закончен.

На выходе Федор задержал Дитрексена:

- Извини, дружище. – Достал темную повязку, завязал поверх глаз. После поддержал за руку, на улицу выводя, усадил в какую-то повозку, которая тут же тронулась с места. Высадил на берегу, повязку снял. Ханс увидел свой корабль, стоящий там же, где он его и оставлял.

- Завтра отправляемся, капитан. – Прозвучал приказ.

- У нас припасов мало. Надо закупаться. – Хмуро ответил Дитрексен, думая про себя, как он преподнесет новость команде.