Проклятие рода

- Вот так! Свершилась сделка! – И не давая передышки, крикнул:

- Ермей! – Вынырнул приказчик. – Дуй к дьякам в избу приказную. От меня скажешь! Оформишь сделку. Продавец… э… имя твое, как?

- Сотник Охрюта. – буркнул татарин, еще до конца не поняв, правильно ли все он сделал.

- А зовешься по имени как? Только лишь Охрюта? – голос купца звучал чуть насмешливо.

- Евсеев сын Алимов. – пояснил пребывавший в сомнениях сотник.

- Сделку затвердишь – Охрюта сын Евсеев Алимов продал девку Любаву купцу свейскому Нильсу Свенссону. Все понял? – и подмигнул так, чтоб татарин не заметил.

Умный приказчик все сообразил. Кивнул и в миг исчез.

- Вина? – хлебосольно развел руками хозяин дома.

- Не-е-е… - замотал головой Охрюта. – Больно шибает оно у тебя… а мне еще в обрат еще гнать… - Терзали его сомнения, все ли так обстряпал.

- Ну посидим, помолчим… покудова Евсей бумагу не справит… - Тихон уселся на свое прежнее место напротив татарина.

- А с деньгами как? – вдруг встрепенулся сотник.

- С деньгами? – Усмехнулся в густую борода купец. – Как принесет купчую Ермей, так и отсчитаю все полностью. Али заранее хочешь?

Татарин кивнул.

- Будь по-твоему! – Купец снова встал из-за стола и вышел не надолго.

Охрюта опять стал изучать Нильсона. И так посмотрит, и этак…

- Так ты швед? – Вдруг спросил его внезапно.

Нильсон пожал плечами, мол, не понимаю, о чем это ты…

- Швед… - Успокаивая себя произнес Охрюта. Потом обернулся к Любаве:

- Слышь, девка! – Она не посмотрела даже в его сторону. – Свезло тебе! – Решил пошутить пока денег не принесли. – Вишь, как быстро товар сбыли. Небось надоели мы тебе… Ничто… повезло тебе почитай… а то б моя воля… - И осклабился.

Свен с ненавистью посмотрел на сотника, который только что спокойно торговал и продал человеческую жизнь и судьбу. Но Охрюта не замечал. Тут и Тихон вернулся. Выложил перед татарином горстки монет – одну большую – пояснил:

- Здесь пятьдесят «новгородок», что есть пять гривен или полрубля московского, - на другую, меньшую показал, - здесь в «московках» тебе двадцать штук, что есть десять новгородок или одна гривна. Хозяину отдашь в новгородских деньгах, себе возьмешь в московских.

- Умно! – Подивился Охрюта, и начал сгребать деньги со стола.

- На! – кинул ему купец два кошеля – большой и малый. - От меня тебе. Чтоб не перепутал. – И громко засмеялся.

Евсей вернулся быстро, протянул купчии хозяину. Тихон быстро пробежал глазами, потом протянул одну Охрюте, другую оставил у себя.

- Ну вот, все по чину. Дьяк скрепил, теперь и дело свершилось. Был товар ваш, стал наш!

Татарин внимательно вчитывался, водя кривым пальцем, словно буквы знакомые отыскивая, иногда глазки зажмуривал про себя что-то повторял. Потом закивал:

- Якши! Все верно!

- Ну коли верно… вот тебе Бог – обернулся Тихон на иконы, что были за его головой, перекрестился - а вот тебе порог! – И на дверь указал. – Поспешать тебе надо служивый!

- Да! – Согласился Охрюта, отыскал свою лисью шапку и заторопился. И не медля вышел.

- Тьфу, нехристь! Прости, Господи! – еще раз перекрестился хозяин и приказчику, - Проветрить тут надобно… От духа нечистого. Да ладаном обкури!

Свену и Любаве:

- А вы гости дорогие, пойдем покудова в другую светелку.

Ермей к лавке подошел, помог Любаве подняться, девушка пошатываясь побрела туда куда Тихон ей указал, а приказчик распахнул окно, впустил морозный воздух, высунулся, посмотрел что-то на дворе, потом обернулся к хозяину:

- Отъехали уже!

- Ну и… - недоговорил Густяк, рукой лишь махнул, дверь за собой прикрывая.

Любава не понимала, что происходит. Почему, вдруг, этот странный старик – чужеземец, которому ее продали, как она поняла из происходившего, стоит и плачет, и смотрит на нее совсем не как хозяин на рабыню или холопку, силится что-то сказать, но вместо слов из его горла вырываются лишь скомканные звуки.

Вошел Тихон. Тоже обеспокоенно посмотрел на старого друга. Свен, сквозь слезы показывал на Любаву и лишь силился произнести имя:

- Улла! Улла!

Тихона вдруг озарило. Он вспомнил, что так звали давно умершую дочь Нильсона.

- Ах, вот в чем оно дело-то… - Догадался купец. – Дочку она ему напомнила.

Он повернулся к Любаве и увидел, что она тоже с недоумением и любопытством смотрит на Свена.

- Повезло тебе, девица! – Ласково сказал Тихон. – Доброму человеку ты досталась. Теперь будешь, как у Христа за пазухой. Это мой очень старинный друг, побратим можно сказать… От псов московских уберегли мы тебя. Видать много ты им насолила, что решили избавиться, на чужбину выслать. Ну, слава Богу, - перекрестился истово, - не прирезали, а то еще чего хуже. Покудова поживешь на Немецком дворе у Свена, там они тебя не достанут, да и купчую мы состряпали, что продал татарин проклятый тебя неизвестному купцу. А дьяки, свой куш получив, подмахнули и скрепили. Поживешь, осмотришься, отойдешь душой… Никто неволить тебя ни в чем не будет. Ты не смотри, что Свен все помолкивает, да плачет. Видно дочку свою вспомнил. Уллой звали ее… Умерли у него все родные – чума была в Стекольне. Вот ты и напомнила ему… А по-русски он говорит не хуже моего…