Проклятие рода

- А с чего ты взял, что именно меня? Откуда про меня князь Василий знает? – голосок дрожал, но насторожилась. – Не обман ли случаем?

- Слух о красоте, да уме твоем Елена Васильевна и до хором великокняжеских долетел… - хитрил Захарьин.

- А ежели еще кто будет? Кто краше меня ему покажется? – не унималась Глинская, но нотка ревности тихонько звякнула… а Захарьин подметил.

- Так мы выставим тебя так, чтоб затмила всех. Сама подумай, княгинюшка, на престол взойдешь, государыней всея Руси будешь… Это ж дух захватывает… - Боярин от избытка чувств замотал головой, руки раскинул во всю ширь.

- Ладно! – насупилась. – Ступай уж себе, Михаил Юрьевич!

- А голосок-то уже выдает тебя, красная моя девица… - подумалось Захарьину, - власти-то такой кто ж не захочет.

Не заставляя повторять, боярин отходил спиной к двери, по пути посох свой, к стене прислоненный захватил. Напоследок – уже в дверях был Захарьин, услышал:

- Ты дядюшку-то увидишь? Передай, только ради него и по его воле согласна я! Не своей!

- Передам, передам, не сомневайся! – закивал боярин, задом дверь выталкивая. – До завтра, княгинюшка, до завтра…

Выйдя, на мамку натолкнулся. Та смотрела на него с недоумением.

- Ты, старуха, - грозно сказал ей, - коли чего слышала, язык на замок покудова. Не то обрежем! Княжна твоя ныне невеста царская!

- Ох ти Господи! – мелко мелко закрестилась старая.

- Смотри у меня, ни гу-гу – пальцем погрозил. – Шубу давай!

Навстречу боярину спешила Анна Глинская, дочь воеводы сербского, за которого сосватал ее Михаил для брата своего. Захарьин знаком остановил ее:

- Ни о чем меня не вопрошай, княгиня! Дело государево здесь и твоей дочери касаемо! Ныне невеста она царская, но покудова государыней не станет, болтать о сем запрещаю! Готовить тихо и таясь от дурного глаза или уха! Или ты счастья не хочешь для кровинки своей? Или избавления от мук сродственника вашего Михайлы Глинского?

Княгиня Анна остолбенела от свалившихся новостей.

- Вот так-то лучше! Завтрашний день буду, тогда и потолкуем. Поди, - на дверь светелки девичьей показал, - успокой, да возрадуйтесь вместе.

Все вышло, как задумали Захарьин с Поджогиным. Лично невест расставляли в палатах великокняжеских, и чтоб свет из-за стекла оконного венецианского падал так, как им нужно, и чтоб свечей отблеск не мешал, кто покрасивее – задвинуть, кто не из писаных красавиц – вперед, кто румянами да белилами переусердствовал – туда же… Долго выбирал Захарьин и для Елены местечко… Потом додумался, не в начале, не в середине, а чуть дальше…

- Утомится Василий, а тут мы его и придержим… - Пояснил Шигоне. – Рядом пойдем, отвлекать будем, а как к ней приблизимся, так и встанем… будто сами ослепли от красоты…

Говорил-то уверенно, но волновался в душе. Больше для успокоения собственного нашептывал Шигоне, а у самого скреблось:

- Вдруг не выйдет, вдруг не захочет…

Но и Елена была не промах! Не мазалась, как все дуры московские румянами, что не поймешь свекла-то, аль лицо женское, не белила себя, будто мукой обсыпанная, лекаря вызвала к себе иноземного, тот и раскинул перед ней море флакончиков, баночек-скляночек, все рассказал, все дал попробовать, объяснил, что для чего надобно, что оттенить может, а что и спрячет… Правда, прятать-то было нечего… Куда красивее-то. Но довели до полного совершенства. Как богиня античная выглядела сейчас Елена…

Триста невест со всех концов Руси собрались… каких только родов и фамилий тут не было… русые, чернявые, статные, высокие, полногрудые, глаза какие хочешь, только выбирай! Всех мамки осмотрели, все к детородству пригодны… Дело за князем Василием…

Невесел был государь… Шел на смотрины, а душа болела… жаль ему Соломонию… Шигона что-то жужжал на ухо, Василий морщился, Захарьин поспешал молча – широко шагал князь. Взгляд его скользил по женским лицам, что скромно потупили очи пред грозным владыкой. Не одно сердечко сначала замирало, начинало биться учащенно, чувствуя, что ближе, ближе, ближе князь и… обрывалось все, мимо проходил.

Приближались… Еще пять осталось, четыре, три … Захарьин, чувствуя напряженность, ускорил шаг, стал заходить вперед и вдруг встал, как вкопанный… Василий с размаху уперся в него и поднял глаза…

Перед ним стояла красавица, черноокая, почти черноволосая, но с рыжиной, одетая, не как все в сарафаны, а платье покроя иноземного, зато грудь крепкая обозначена ясно … кожа бледная, но белил густых не видно, румянец свой, от смущения, а вот губы яркие, полные, сочные, так и манят к себе… Что-то вспомнилось князю… Опять Соломония… что-то было в ней от прежней жены… Не отводил глаз, а скромница не смела взглянуть на государя, но нет, нет… задрожали, затрепетали реснички пушистые, порозовели сильней щечки, лишь на мгновение приподнялась завеса и обожгло князя… в самое сердце.

- Кто? – хрипло спросил. Захарьин откликнулся:

- Елена князя Василия дочь Глинская. – И не удержался, прошептал, но так что слышал Василий. – Хо-ро-ша-а-а…