Проклятие рода

- Нет, напротив. Пусть продолжает иметь относительную свободу и хороший стол. А мы проследим за ним. Окружи его шпионами. Всегда и везде его должны сопровождать наши глаза и уши. Я не верю ни единому человеку, хоть как-то связанному с этим безумным Иоанном. И перебежчикам в том числе. Мы продолжим войну с Московией, надеюсь, у нас найдутся полководцы лучше Тотта. Как только де ла Гарди вернется, назначь его командующим войсками в Ливонии. Но, главное, нужно разгадать истинные замыслы московитов, и этого, как его?

- Афанасия Шемякина. – Король вспомнил фамилию московита. – Будь по-твоему, моя королева!

- И не пора ли, мой любимый король, нам покончить с Эриком? Два заговора мы раскрыли! Мы убрали его из Кастельхольма, потому что неподалеку болталась флотилия московитских каперов. Мы убрали его из Вестероса. Теперь Бальфор, унесший тайну в могилу… Можешь считать это третьей попыткой освободить Эрика!

- Карстен Роде, «адмирал» каперов, давно сидит в тюрьме Копенгагена, а их флотилия, как ты ее назвала, это несколько мелких суденышек, потопленных датчанами у Борнхольма. – Примиряющим тоном заметил король.

- Мне донесли, что Иоанн ведет переговоры с королем Дании об освобождении этого «адмирала».

- Пустое. – Отмахнулся Юхан. – Они не договорятся. Да и в любом случае мы перевели Эрика подальше от моря. Побережье тщательно охраняется. Мои spyflygor , - король пальцами изобразил трепещущие крылышки, - кружатся по всем рыбацким деревням, фиордам, дорогам, они нажужжат сразу, обнаружив подозрительный корабль близ наших берегов, моим kunskapare , те сообщат фогтам, знающим свое дело и в течение одного, ну двух дней, опасность будет ликвидирована. – Чтобы смягчить разгневанную Катарину, король добавил. – Но, обещаю, еще одна попытка, и Эрик умрет.

- Кто последний из Тайного Совета видел Эрика?

- Кажется, Эрик Стенбок.

- Что он рассказывал? Как себя ведет твой сводный брат?

Юхан засмеялся:

- Он разрисовывает стены.

- Чем? У него есть краски? Ведь мы же приказали не давать ничего Эрику, на чем и чем можно было бы писать.

- Дорогая, - Юхан сложил руки на животе, его взгляд излучал любовь, заодно оценивающе скользнул по фигуре королевы, - у Эрика нет ни красок, ни бумаги, ни чернил, ни перьев. Он использует угольки из камина и рисует на стенах.

- Что же он изображает?

- Детей и свою возлюбленную. И как сказал, немного смущаясь, Стенбок, женские рисунки становятся все более и более чувственными.

- Он что рисует ее обнаженной? – Возмущенно фыркнула королева.

- Таких подробностей Стенбок мне не сообщил. Граф употребил слово «чувственные». Понимай, как хочешь. Из скромности, я расспрашивать его более не стал. – Король явно забавлялся.

- Какая гадость! – Настроение Катарины резко испортилось.

- Думаю, что рисунки Эрика лишь отражают обычное состояние мужчины, испытывающего длительное воздержание. Тем более, ты наверняка наслышана о прошлой любвеобильности нашего узника.

- Если у него живо еще желание, значит, не умерла еще и надежда. На что-то! Неспроста! – Королева встала, подошла к окну, словно пытаясь найти там за крепостной стеной ответ на свой вопрос.

- О чем вы, ваше величество? – Юхан поднялся, приблизился к ней, обняв Катарину за плечи, но почувствовал, как напряжена спина королевы. Она была вся, как натянутая струна.

- О Грипсхольме, мой король. – Глухо ответила королева, не отрывая взгляда от мерно перекатывающихся волн Меларена.

- Согласен. Не самое лучшее было время. Стоит ли его вспоминать? – Юхан недоуменно покачал головой.

- Нет, стоит. – Катарина резко развернулась, лицом к лицу, так что руки Юхана слетели с ее плеч. – Ты забыл, чем мы жили в заточении? Да, надеждой! Но не только ей! Сколько было в нас страсти и желания, мы иногда целыми днями не вылезали из супружеской кровати, и я рожала наших детей! Надежда и желание, надежда и страсть, надежда и похоть, назови, как угодно, да простят меня Господь, Пресвятая Дева и все апостолы, если я в чем-то согрешила тогда или грешу сейчас, произнося эти слова. В нем не умерло желание, значит, не умерла и надежда! Помни об этом, Юхан.

Ноздри короля ощутили острый запах пота, пробивавшийся сквозь ароматы венгерской воды, которой пользовалась Катарина. Его это возбудило. Он снова обнял жену, его руки быстро пробежали по ее спине, замерли на бедрах, крепко сжали их, потом опустились ниже и стали мять ягодицы. Юхан зашептал на ушко:

- Обожаю твои запахи. Но все эти розмарины, тимьяны, лаванды, мяты, из чего там еще делают ваши женские ароматные настои – ничто, когда я чувствую, как пахнет твое тело. Мы, кажется, заслужили право на небольшой otium post negotium ?