Проклятие семьи Пальмизано

Снова оставшись у окна в одиночестве, Джованна тоже подумала, что стала смотреть на Сальваторе, как на брата. Она рассмеялась, и Сальваторе спросил ее из постели:

– Чему ты смеешься?

– Так, женские глупости… – ответила она, чтобы отвертеться. Ей не хотелось начинать разговор о чувствах. Она только что поняла, что Витантонио и Сальваторе поменялись ролями в ее жизни.

И тут море вспыхнуло. Из окна Джованна увидела странное зарево, колыхавшееся вдалеке, в стороне Бари. Ее смех оборвался. Она вперила взор в это негаснущее свечение и поняла: ее близкие в опасности.

Испуганный город

Ударная волна от взрыва «Джона Харви» сорвала с петель балконную дверь в квартире на площади Гарибальди, и Витантонио понял, что нужно бежать в какое-нибудь убежище, а выяснение отношений с Франко может и подождать. Он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и обнаружил, что с улицы взрывы выглядят еще страшнее. Он стремглав пересек площадь, потом пронесся по Виа-Алессандро по направлению к железной дороге. Он бежал на другой конец города – дальше от порта, который, казалось, был главной мишенью для бомб.

На улице Кризанцио дорога была отрезана. Несколько многоэтажных домов обрушились и погребли семьи, которые как раз сидели за столом, думая, что тревога учебная. Масштаб разрушений позволял предположить, что погибших могло быть больше ста. Пожарные, карабинеры, полицейские и солдаты с фонарями в руках пытались спасти выживших. Витантонио присоединился к группе людей, руками разбирающих завалы в отчаянной попытке найти живым кого-нибудь из обитателей квартир, оказавшихся под грудами обломков.

Через час он бросил эту затею. Была нужна тяжелая техника, чтобы поднимать балки. Бомбы падали совсем рядом, и Витантонио понял, что одна из целей немецкой авиации – железнодорожный вокзал. Его предположения быстро оправдались: на воздух взлетел товарный вагон, осыпав окрестные улицы дождем из оливок и миндальных орехов. Время от времени из порта доносились звуки более разрушительных взрывов – вероятно, это рвались боеприпасы в трюмах судов, которые сутками напрасно дожидались разгрузки.

Витантонио раскаивался, что бросил поиски матери ради того, чтобы выследить Франко. Он огляделся, чувствуя, что мать где-то совсем рядом, но не зная, куда бежать, чтобы найти ее. Он решил попытать судьбу в Борго-Антико, поскольку смутно помнил, что Джованна говорила что-то о квартире недалеко от собора.

На перекрестке Виа-Пиччини с улицей Андреа-да-Бари и улицы Абате-Джимма с Роберто-да-Бари Витантонио снова увидел разрушенные дома. Он добрался до собора после полуночи и обнаружил, что там дела обстоят еще хуже. Он помог семье, искавшей в руинах ребенка; когда малыша нашли, тот уже задохнулся. На площади Меркантиле он присоединился к операции по спасению пассажиров автобуса, в который попал снаряд, – люди не доехали до убежища. Спасателям снова не повезло – когда пассажиров достали, все тридцать пять были мертвы. К этому часу город уже потерял ощущение времени. Наверное, было больше пяти утра, когда Витантонио дошел до Виа-Венеция, и даже в страшном сне он не мог себе представить настолько разоренный город. Как если бы фронт переместился в самое сердце Бари.

Он снова примкнул к людям, разбирающим завалы и до крови обдирающим руки в отчаянной попытке найти выживших. Упрямство было вознаграждено: когда спасатели менее всего этого ожидали, нашли девочку – она еще дышала. Стали копать яростнее, но внезапно надежда сменилась горчайшим разочарованием: рука девочки была придавлена балкой, которую нельзя было сдвинуть с места, не обрушив дом окончательно. Однако малышку нужно было срочно спасать, иначе она была обречена на гибель. Молодой хирург, присоединившийся к спасательной команде, решил ампутировать ей руку. Отец и мать девочки, не вынеся этого, упали без сознания. Витантонио рыдал от злости, но что-то напомнило ему о беременной Джованне – он исполнился решимости, подхватил девочку на руки и бросился в медпункт, который видел на внешнем моле.

Из медперсонала доктору Риччарди приходилось там хуже всех. Прибывавшим раненым требовались специалисты – хирурги, в том числе челюстно-лицевые, травматологи, кардиологи… Доктор лучше всех осознавал свои собственные ограничения. Диагност он был великолепный, это да, с первого взгляда определял, у кого какая проблема. В те дни молодые врачи из Бари непрестанно обращались к нему – он знал все, что было описано в самых специальных медицинских книгах. Риччарди намного превосходил любого хорошего деревенского врача, но чувствовал себя беспомощным, когда речь шла о военных ранениях. Доната же, напротив, казалась посланной свыше, чтобы утешать этих несчастных.