Проклятие Шалиона

Кэсерил знал. Небеса – это оборотная сторона жизни каждого человека, каждого живого существа. Они так же близки, как близки друг другу две стороны одной монеты. Открой двери – и войдешь! Каждая душа – это ворота в мир Богов. А интересно, что произойдет, если мы все, разом, откроем эти ворота? Может быть, мир сразу же наполнят чудеса, а небо станет пустым и скучным? Мысль явилась ему: святой – это канал, который Боги прокладывают из своего мира в мир людей – нечто подобное каналу, протекающему вокруг Загосура. Аккуратно открывая и закрывая шлюзы этого канала, Боги наделяют каждого человека-ферму достаточным объемом воды для орошения его полей. Хотя сейчас эта вода кажется разрушительным потоком, грозящим снести шаткие дамбы.

Привидения – это души, не нашедшие своих границ. Или перепутавшие границы. Это люди, вывернутые наизнанку. А можно, чтобы все было наоборот? Может ли тело, как некое анти-привидение, оказаться в мире духов? Тогда оно будет невидимым для большинства духов – так же, как большинство людей неспособно увидеть привидение.

Но если мне дано видеть души, исторгнутые из тела, то, может быть, я способен лицезреть их и тогда, когда они еще заключены в свои телесные оболочки? А он пытался? Сколько разных людей сейчас вокруг него! Он закрыл глаза и попробовал увидеть их своим внутренним взором. Нет, его чувства слишком отягощены материальным: где-то во внешнем кольце молящихся кто-то начал похрапывать, и его тут же принялись будить шепотом и подталкиванием, при этом хихикая. Если бы он развил в себе эту способность, это стало бы для него окном в мир Богов.

Если Боги видят душу человека, но не видят его тела, становится понятным, почему они так безразличны к человеческой телесности – к внешнему облику человека, к различным функциям тела. Например, они не понимают, что такое боль. Может быть, боль для них – это иллюзия? Возможно, небеса – это не какое-то особое место, а особая точка зрения¸ иная перспектива? Смена точки зрения и есть прорыв в небеса.

Не исключено, что в момент смерти мы и осуществляем этот прорыв. Освобождаемся от власти материального и обретаем… Что мы обретаем? Смерть – это зияющее отверстие между двумя мирами.

Но если смерть одного человека создает лишь небольшое отверстие, которое тут же затягивается, что нужно сделать, чтобы создать большое? Не крохотный портал, через который проскользнет маленькая индивидуальная душа, а огромные врата, способные пропустить через себя гигантские небесные воинства?

Если умирает Бог, какое отверстие между небом и землей появится в результате? В чем же, в конце концов, состояло благословение и одновременно проклятие Золотого генерала, если оно позволило прорваться с той стороны столь мощным силам зла? Что за портал открыл для себя рокнарийский гений, какого рода каналом он стал для людей и Богов?

Живот Кэсерила неожиданно свело судорогой, и он перевернулся на бок, чтобы освободить его от давления сверху. Более необычного сосуда, чем я, в этом мире нет. Два существа из мира духов поселились внутри его плоти. Демон, который вообще не от мира сего, и Дондо, которого, словно якорь, удерживают его неискупленные грехи. Дондо не стремился к Богам. Он был сгустком самолюбия, со свинцовой душой, который, словно баграми, впивался в свое плотское существование. Если бы не Дондо, Кэсерил давно бы избавил себя от тягот мира.

А я смог бы?

Он представил себе… а вдруг этот смертельный якорь каким-то чудом исчезнет? Он смог бы сбежать! Хотя никто не знает, к чему это приведет. Тот самый Кэсерил… Если бы он выдержал еще один день, еще одну милю на этом пути, кто знает, может быть, он спас бы мир. Но он отказался от своего предназначения слишком рано. Это ли не проклятие – оторвавшись от земной плоти и став привидением, превратиться в посмешище, в экзотический объект шуток? На все время своей жизни, а срок ей – вечность…

И все-таки единственный способ узнать ответ – это пройти весь путь до конца, к тотальному исчезновению.

О Боги! Наверное, я действительно сошел с ума, если собираюсь из любопытства дойти до последних глубин ада!

Он слышал, как люди вокруг него дышали, как шуршали чьи-то одежды. Нежно ворковал своими струями фонтан. Эти звуки успокаивали. Он чувствовал себя страшно одиноким, но, по крайней мере, он был в хорошей компании.