Проклятие Слизерина

— Сначала мне казалось, что он просто дышит с присвистом, ведь так бывает при простуде. Долгое время под проливным дождем не прошло даром. Но потом я поняла, что он не просто дышит, а говорит, только слов никак не разобрать.

Дамблдор неожиданно напрягся, осторожно накрыл ладонью пальцы врачевательницы, холодные и утомленные.

— Припомни, Луиза, как именно это звучало?

— Так сразу и не скажешь. Иногда так, словно ветер шелестит в кроне, а иногда как резкий скрип, будто дверные петли не смазаны, иногда даже на шипение рассерженной змеи похоже…

— Змеи? – переспросил Дамблдор резко. – Ты уверена, Луиза?

Мадам Кохен перевела на него печальный взгляд, вздохнула измученно:

— В чем уверена, Альбус? Я не сплю третьи сутки и слишком устала. Извини, мне больше некогда болтать: еще нужно приготовить отвар для мальчика. Если желаешь, зайди к нему.

Больничное крыло никогда не могло похвастаться большим количеством посетителей. Наплыв больных, как правило, происходил сразу после квиддичных матчей. И среди пострадавших были не только члены команд, коварные бладжеры калечили всех, кто по неосторожности попадался на пути. Так будет через несколько дней, когда состоится первый матч в этом сезоне. Но пока же больничные койки пустуют. Все, кроме одной. Она стоит в самом дальнем углу, более того – отгорожена высокой ширмой. Мадам Кохен действительно опасается за самочувствие мальчика.

Дамблдор приблизился к краю ширмы, неловко улыбнулся, когда коричневые глаза осмотрели с недоброжелательностью. Белоснежное постельное белье сильно оттеняло нездоровую бледность мальчика, на лбу выступила испарина, а в каждом незначительном движении чувствовалась слабость.

Том, не отводя взгляда, замедленно прикрыл книгу, перевернул так, чтобы профессор не увидел ни обложки, ни корешка с названием. Дамблдор предпочел не заострять на этом внимания: слизеринцы всегда осторожны и недоверчивы.

— Как ты себя чувствуешь, Том?

Том ответил не сразу, словно размышлял солгать или сказать правду, затем ответил ровным тоном:

— Уже лучше, сэр. Спасибо.

— Похвальное качество, Том, – улыбнулся Дамблдор загадочно. – Ты стойко переносишь свой недуг. Немногие на это способны. И все же мадам Кохен говорит, что ты очень плох, а раны заживают слишком медленно.

Том равнодушно пожал плечами.

— Мадам Кохен сама не своя последние дни. Мне она говорит, что я совсем здоров, но упорно продолжает поить малоприятными зельями. Вам же говорит, что я болен, причем настолько серьезно, что мне об этом никто не решается сказать.

На щеках мальчика загорелся лихорадочный румянец, Дамблдор с беспокойством подступил к кровати.

— Том, ты неверно истолковал мои слова. Мадам Кохен права в одном: ты действительно здоров.

— Если я здоров, то почему меня все еще здесь держат? – поинтересовался Том язвительно.

— Ты сам должен понять, что здоров, – сказал Дамблдор мягко. – Пойми, Том, призрак не в состоянии причинить вреда человеку. Ведь он бесплотен и бессилен до тех пор, пока человек его не боится и верит в свою неуязвимость.

На лице мальчика отразилась безнадежность, а голос сочился нескрываемой тоской:

— И Вы о том же… Неужели все вокруг думают, что я это придумал? Стоит мне упомянуть о ранах, которые оставил якобы бесплотный призрак, и меня отгораживают ширмой, не пускают посетителей, смотрят как на…

Том осекся, плечи слабо вздрагивали. Дамблдор взглянул на книгу в его руках, лукаво прищурился.

— Ну, вижу, некоторые посетители у тебя все-таки были. Ведь кто-то же принес эту книгу.

Том с негодованием посмотрел на учителя: неуместно шутливый тон оказался во сто крат хуже заботливого лопотания мадам Кохен. Он отвернулся, губы предательски подрагивали, но ответил твердо:

— Сенектус принес учебники, чтобы я не запустил программу.

Дамблдор внимательно смотрел на замолчавшего мальчика, пальцы которого комкали одеяло, пытаясь накрыть «учебник». Дамблдор вздохнул, спросил невпопад:

— Том, а ты знаешь, что Салазар Слизерин тоже был змееустом?

Выражения лица Тома стало непроницаемым, взгляд не выражал ничего: ни интереса, ни удивления, ни раздражения. Как если бы с ним заговорили на иностранном языке, а он не понял ни слова.

— Тоже, сэр?

— Мадам Кохен сказала, что во сне ты говорил на змеином языке[9]. И мне показалось это интересным. За все то время, что я провел в Хогвартсе, ни разу не встречал змееуста, да еще вдобавок и слизеринца. Твои родители тоже умели говорить со змеями?

— Не знаю, сэр, – ответил Том холодно. – Я не знал их. Вырос в приюте.

— Печально, – покивал Дамблдор сочувственно.

Том не ответил, смотрел в сторону, всем своим видом показывая, что желает остаться один. Дамблдор в растерянности подыскивал слова утешения, что помогут мальчику отвлечься от пасмурных дум.

— Том, не стоит так переживать из-за той ночи. Я думаю, твой страх стал причиной, побудившей гытраша напасть, более того – причинить боль. Ведь всякий первокурсник на твоем месте…

— Я – не всякий! – перебил Том дерзко. Тут же, будто испугавшись собственной смелости, опустил горящий взор, добавил бесцветно: – Простите, сэр. Я еще не вполне здоров.