Проклятие темной дороги

— Не смей, не смей… Она носит моего ребенка… — прохрипел Гартан. — Она не виновата в том, что на ней знак… Это след раны. Раны!

Глотая слова, сбиваясь и повторяясь, Гартан рассказывал… кричал о том, как впервые встретился с Кантой. О том, что тварь из Бездны напала на них, о том, что удар пришелся в плечо, оставил отметину, и все были уверены, что Канта умрет…

Наместника уже отпустили, он рухнул коленями в снег, но все говорил и говорил, рассказывал, как сидел возле постели умирающей, как водил ее в Храм и как жрецы ему сказали, что теперь она всегда будет отмечена черным знаком… Но чернота эта не коснулась ее сердца. Не коснулась!

Гартан пополз на коленях вперед, к Фурриасу. К жене. Он плакал и не стыдился своих слез, он отбросил в сторону свой меч, он полз, извиваясь, словно собака с перебитым хребтом.

— Посмотри, сам посмотри… На левом плече, возле ключицы… Посмотри… — Гартан замер в снегу, потом медленно поднялся на колени. — Я молю тебя…

Фурриас снова покачал головой, кристалл между его пальцами стал наливаться светом.

— Нет! — закричал Гартан, бросился на инквизитора, но монахи снова свалили его, прижали к земле. — Нет!..

Кристалл медленно приближался к лицу Канты. Медленно, словно сам инквизитор не мог решиться изуродовать эту красоту.

Барс прыгнул вперед, ударил по руке брата-инквизитора. Кристалл описал дугу и упал в снег, зашипев. Схватив Фурриаса за одежду, Барс оттащил его шагов на двадцать от Канты, швырнул на снег.

— Назад! — прорычал Барс, выхватывая меч и кинжал. — Отойдите от нее и отпустите наместника…

С ним было все ополчение Последней Долины — все двенадцать ополченцев. И все они через мгновение оказались рядом, стояли плечом к плечу напротив инквизиторов. Напротив десяти инквизиторов. Два палача медленно двинулись к Барсу.

— Проверь! — крикнул Барс. — Слышишь, ты, Черное Чудовище? Проверь то, что он говорит. Может, у нее и вправду шрам…

— Шрам… — проскрежетал Фурриас, поднимаясь. — А еще у нее голубые глаза, очаровательные ямки на щеках… Она красива, молода, умна и добра…

Инквизиторы приближались.

Двое лучников из ополченцев вскинули луки.

— А та девочка была совсем крохотной… Вот такой, — Фурриас показал, какой маленькой была девочка. — И у нее тоже были голубые глаза и светлые волосы. А мне было всего восемнадцать лет, я просто не знал, как может притворяться зло… Девочка молила о пощаде… И мое сердце — у меня тогда еще было сердце — мое сердце тоже просило помиловать девочку… Стоять!

Инквизиторы замерли, подчиняясь приказу.

— Отойдите, — уже тише сказал Фурриас. — Отойдите…

Инквизиторы отошли на несколько шагов.

— Нас было двое — она и я. Больше никого. Уже больше никого. Деревня сгорела. Отряд, в котором был я, — сгорел. Были только она и я. Маленькая девочка лет семи, и восемнадцатилетний служка Ордена инквизиторов. Меня оставили с лошадьми, пожалели, наверное… Но когда возле деревни полыхнуло, когда крик сгоравших заживо людей взлетел до самого солнца, я бросился туда, к черным столбам дыма. У меня был кинжал, и я думал, что смогу убить порождение зла… Но там, среди обугленных тел и сгоревших домов была только маленькая девочка… Маленькая милая девочка… — Фурриас говорил, словно в забытьи, и Барс слушал его, словно завороженный. — Таких хочется спасать… Я и бросился к ней… я был слишком молод, а она была еще ребенком. Ей не хватило хитрости… А может, просто ей нравилось убивать? Я уже почти добежал, когда она протянула ко мне руки, словно выпускала невидимую птицу… Только это была не птица, нет. Огненный комок… сгусток пламенеющей ненависти… Я не успел уклониться. Не успел… Огонь ударил мне в лицо и превратил его…

Инквизитор одним движением сорвал со своей головы капюшон.

Голый череп, багровое лицо, глаза, наполовину закрытые веками без ресниц. Дыра вместо носа, зубы, выглядывающие из-под короткой верхней губы. Сморщенные багровые комки вместо ушей.

Барс отвел взгляд.

— Я успел зажмуриться, — проскрежетал Фурриас, — но не догадался задержать дыхание. Я вдохнул огонь. И я не помню, что было дальше. Мне рассказали, что нашли меня возле мертвой девочки. Я держал в руке кинжал, а лезвие этого кинжала было в ее сердце. Когда клинок извлекли, он оказалось оплавленным…

Фурриас говорил и продолжал медленно идти, очень медленно. Ополченцы опускали оружие и отводили глаза, чтобы не видеть багрово-лиловую маску инквизитора.

Даже Гартан отвернулся, не выдержав.

Это было неправильно, понял Барс. Они ведь только что пытались не допустить инквизитора к Канте, а теперь… Вот он медленно поднимает правую руку, широкий рукав черного одеяния открывает запястье…

Барс взмахнул мечом одновременно со взмахом руки инквизитора. Нож, брошенный Фурриасом, со звоном натолкнулся на клинок и отлетел в сторону.

— Тварь… — выдохнул Барс, прыгнув вперед.

Острие меча коснулось горла инквизитора.

— Только шевельнись, — попросил Барс. — Только шевельнись.