Проклятие тролля

Почему она пустила его с собой? После пережитого он считал их хотя бы друзьями. Но были мгновения, когда он думал, что они — больше, чем это.

Теперь, глядя на красивых фейри вокруг него, он гадал, почему она вообще впустила его в свою жизнь. Они были намного… больше него.

Бран скрестил руки и смотрел на свою жену.

— Разобрались?

— Еще нет, — ответила она, — но, может, со временем получится.

— Это уже начало.

Она посмотрела на Доннаху и прищурилась.

— Кто ты?

У него не было ответа. Он был Доннахой, дворфом, и он ощущал себя неуместно среди фейри, которые были намного привлекательнее его. Это было странное ощущение. Он не знал, что думать насчет этого.

Открыв рот, понимая, что ответ будет звучать глупо, он не успел сказать. Его опередила Эльва.

— Он мой, — сказала она.

— Твой? — ее сестра кашлянула. — Что это значит?

— Сама не знаю, — Эльва смотрела на него с чем-то новым во взгляде, с нежностью, которую он видел только на балу. — Надеюсь, ты задержишься, Доннаха, чтобы мы поняли, что из этого получится.

Комната вокруг них таяла, он видел только ее лицо. Не важно, что их могли услышать десятки фейри, или что ее сестра и бывший возлюбленный были рядом. Он смотрел только на нее.

— Тут?

Она улыбнулась.

— Нет, не в Вороньем королевстве. Это не дом. У меня и нет места, что я зову домом.

— Ты не хочешь жить со Скатах?

— Нет.

— Тогда, может, со мной? — спросил он. — Знаю, это большой шаг, но нам не нужно жить в шахте со всеми. Они не пустят меня сразу после проклятия к себе. Но у нас может быть небольшой дом. Не такой, к какому ты привыкла. Не замок или поместье.

— Я жила с воинами Скатах десять лет, — она шагнула к нему. — Мне подойдет и домик.

— Хижина.

— Грязные полы?

Он притянул ее к себе.

— Грязные полы, соломенная крыша. Возможно, камин, дым из которого летит в комнату.

— Но ты будешь там?

— Насколько смогу.

Эльва склонилась и коснулась его губ своими.

— Тогда я хочу там быть.

ЭПИЛОГ

Поле пшеницы окружало Эльву, сияло золотом на солнце. Наверное, красивее поля она еще не видела. Она отдыхала на голубом покрывале с крохотной версией себя.

— Тут затяни сильнее, — она повернула стебли цветов в руках, смотрела, как ее дочь повторяет ее движение.

— Так?

— Отлично. Еще один узел, и готово.

Ее дочь, светловолосая кроха, очень похожая на Эльву, подняла венок.

— Получилось!

Улыбка Эльвы могла порвать ее щеки.

— Смотри, как красиво.

Красиво не было. Венок получился кривоватым, и ее дочь сорвала часть лепестков с цветов. Аннализа была не очень аккуратна в творчестве, но это не было важно. Это все еще был самый красивый венок из всех, что Эльва видела.

Они обменялись венками, Эльва опустила творение дочери на свою голову.

— Видишь? Красиво ведь?

— Ты всегда милая, мама.

Любовь, которую она ощущала к этой крохе, порой ее пугала.

Другой голос закричал над полем:

— Мама!

Эльва повернулась, ее первый ребенок, сын, бежал к ней по полю. Он был крохой с волосами цвета ночи. Но глаза были ее, голубыми, как небо в ясный полдень.

Он подбежал к ней и бросился в ее объятия. Грязь была на его щеке и белой рубахе.

— Что ты делал? — спросила она, облизнула большой палец и стерла грязь. — Ты весь грязный!

— Папа брал меня в шахты!

— Я думала, мы говорили, что тебе еще опасно там быть.

— Мне десять. Теперь я могу ходить в шахты! Все другие дворфы уже ходят.

Она не смогла сказать, что он пошел в нее больше, чем в отца. Хоть он выглядел как Доннаха, Ян точно будет ее роста. А вот Аннализа будет низкой, как дворф, а то и с бородой, как у всех них.

Отец ее детей подошел к ним с широкой улыбкой. Время состарило Доннаху, как и всех дворфов. Морщины у его глаз были глубже, тонкая нить седины тянулась у виска.

Он был все еще красивым.

Грязь была и на ее муже, покрывала его. Эльва закатила глаза и опустила сына на землю.

— Веди сестру домой.

— Мама, — заскулил Ян.

— Иди.

Он взял сестренку на руки и пошел к хижине, окруженной розовыми розами. Завиток дыма поднимался в воздух, коза щипала траву, привязанная к столбику.

Доннаха опустил ладонь на ее талию и повернул ее к себе. Грязный и улыбающийся, он приподнялся и поцеловал ее в губы.

— Здравствуй, жена.

— Здравствуй, муж.

— Знаешь, как я счастлив с тобой?

Она усмехнулась.

— Ты всего лишь говоришь это мне каждый день.

— И буду говорить каждый день дальше, — он притянул ее ближе, поцеловал еще раз в губы и отодвинулся. — Я люблю тебя Эльва. Больше солнца на небе.

В тот миг и каждый миг после она была безгранично счастлива. После всех страданий и ненависти к миру и себе Эльва нашла свой дом.