Проклятие украшений Лозань. Алиса

Вечерело, на улице, последний лучи солнце озаряли вечерней ракурс Москвы. Красиво и безмятежно, спокойно и умиротворенно было на улице. Роберт и Зинаида сидели на кровати. Они чувствовали что, что-то происходит, что-то непонятное, что-то неестественное. Что-то, что никто не мог понять. Какое-то чувство безысходности овладело ими. Они сидели на кровати, и им хотелось уйти из этой квартиры, уйти куда подальше, прочь от сюда. Они хотели гулять по Москве, но это было невозможно. На улице еще были слышны раскаты грома, и дождь все еще накрапывал. На улице лужи. Людей на улице не было. После дождя они усидели дома, и, наверное, пили горячий чай. Короче все было так, как и должно было быть на самом деле и никак не иначе.

Зинаида сказала.

— Мне страшно.

Да, ей было жутко и неприятно. У нее на душе скреблись кошки, что-то предчувствовала она, что-то неизбежное, что-то неестественное. Что-то, что ее страшило, и не отпускало от нее самой.

Роберту тоже было не по себе. Он видел сегодня в этой женщине совсем иного человека. Жестокую женщину, девочку как ему казалось.

— Мне страшно тоже. — признался он. — страшно за то, что я не могу защитить тебя. Защитить от того чудовище, что в тебе живет. Чудовище, которое ты никогда не увидишь и которым не можешь управлять.

— Ты о чем?

Зинаида не понимала, о чем это толкует ей Роберт. Она считала, что она ни чему не подвержена. Все прошло стороной. Все горести и несчастья, все те страдание, которые были с ней когда-то.

— Ты помнишь, что с тобой только что было, почему ты оказалась на кровати, и я лежал рядом с тобой?

Зинаида задумалась. Она действительно не знала, почему именно так произошло. Почему она очутилось на кровати, и Роберт лежал с ней.

Зинаида сказала.

— Знаешь, мне кажется, что я могу предположить что со мной было.

— Что же?

Зинаида задумалась. Она сама не знала, что сказать. Ей и не было ничего что можно было сказать. Она не знала вообще, что можно было сказать по этому поводу. Она была сама не своя.

— Ни знаю. — призналась она. — я ни знаю, что можно сказать.

— И я тоже. — признался Роберт. — я ни знаю, как тебе помочь, пока ты мне ничего не расскажешь. Расскажи мне все. И может я если смогу тебе помогу.

Зинаида тяжело вздохнула.

— Не поможешь. — сказала она. — мне нельзя помочь, я уже покойник.

— С чего ты это взяла?

— Просто знаю. — ответила женщина. — просто знаю. Она подошла к окну, повернулась к Роберту. — знаешь, все чего я в этой жизни добилась, все это благодаря лишь одному.

— Чему же?

Зинаида закурила сигарету. Тяжело вздохнула, сказала.

— Разве это уж так важно?

Роберт посмотрел на нее, и тяжело вздохнул. Он что-то увидел в ее глазах, что-то, что было невозможно уловить. Он понимал, что она хочет об этом больше не говорить, она хотела забыть все это, и он это понимал. Он ответил.

— Может ты и права, это мне знать не обязательно, но всю свою жизнь ходить с этим, тоже мало приятного.

Она сделала затяжку.

— Ты прав Роберт. Держать это в себе мало приятно.

— Может об этом поговоришь?

— С кем? Вот ты скажи мне, с кем об этом поговорить? Никто не поверит всему сказанному.

Роберт предположил.

— А если поверят? Что тогда?

Зинаида снова сделала затяжку.

— Это вряд ли? — сказала она с горечью. — во все это поверить невозможно по той простой причине, что это просто безумие!?

Роберт спросил.

— Ты считаешь себя безумной?

— А как сам думаешь?

Роберт внимательно посмотрел на нее. Он все это время анализировал ее, старался понять, одержима она своей одержимостью, одержимостью видеть в себе другую женщину или даже девочку, девочку вот из этой картины, висевшей на стене в ее комнате. Он сказал.

— Я не знаю.

— К сожалению, и я вот не знаю. — тяжело вздохнула она. — не знаю потому что не хочу знать или боюсь то, что я узнаю.

Затаив дыхание Роберт осторожно спросил.

— Что ты боишься, что ты узнаешь?

Она, сделав еще одну затяжку, потушила сигарету.

— Я боюсь, что я это совсем ни я, а кто-то другой. Кто-то, кто сидит в этом теле и дает приказы. Кто-то, кто знает меня лучше, чем я сама.

Эти слова веяли страхом. Роберт хотел что-то сказать, но он не мог ничего сказать. Не мог ни потому что не хотел что-то сказать, а потому что боялся что-то сказать. Он видел в этой женщине двух людей, взрослую Зинаиду, и маленькую девочку Алису. Кто над кем здесь брал верх? Этого он конечно не знал. Он встал с кровати, подошел к ней, поцеловал. Он хотел запомнить ее поцелуй. Он видел перед собой женщину, женщину которой нужна помощь, и не просто нужна, она ей необходима.

Женщина спросила.

— Я тебе нравлюсь?

— Да. — ответил тот. — нравишься.

— Нравлюсь такая какая я есть?

— Да.

Женщина поцеловала его в ответ.