Проклятие визиря. Мария Кантемир

   — Да и ещё совсем недавно, в тысяча шестьсот восемьдесят четвёртом году, направляли ваши сановники посланцев к царям Петру и Ивану. Тогда Россия не могла этого сделать: много смуты было в то время, — негромко продолжил Толстой.

   — Мой предшественник Антиох Кантемир тоже обращался к царю Петру с просьбой принять Молдавию в своё подданство, — тихо сказал Константин. — Я знаю, что он сделал это тайным письмом — слишком уж много вокруг турецких шпионов и соглядатаев, да и сами наши бояре рады подстроить господарю любую подлость. — Константин вздохнул, и Толстой понял, что господарь говорил это и о себе самом — нелегко, верно, жилось ему среди своих родовитых бояр.

   — Словом, взгляды наши обращены к Москве, — подытожил Константин. — Не ведаю, чем увенчаются ваши усилия в Стамбуле, но знайте одно: у вас там есть преданный и сердечный друг.

Толстой внимательно и удивлённо взглянул на Константина.

   — Да-да, не удивляйтесь. Я оставил брата Антиоха, Дмитрия, нашим полномочным представителем при дворе султана. Я знаю его мысли, его пристрастия. Он хорошо представляет нашу страну, старается как можно лучше защищать наши интересы, правда, это редко удаётся при таком дворе, как турецкий. Но ему, Дмитрию Кантемиру, вы можете доверять. Его мысли во многом схожи с моими. И если даст Господь, когда-нибудь мы попадём под русскую руку.

   — Обычно, когда меняется правитель страны, он меняет и всех людей при всех иностранных дворах, — раздумчиво сказал Толстой. — Как могло случиться, что предшественник оставил вам своего брата?

   — «Смена господарей — радость дураков» — так говорят у нас в Молдавии, — грустно усмехнулся Константин. — Новый господарь — новые поборы, доход турецкой казне — очень уж дорого стоит теперь молдавский престол. А где взять деньги на уплату этого бира, да и на подати? Не потому, что не угодил чем-то господарь, а потому, что визирю понадобились новые разноцветные камешки, а его прислужникам — новые золочёные тюрбаны и халаты, а уж золотые туфли с загнутыми носками стоят громадных денег. Отсюда и смена... Но умные люди всё понимают и пытаются объединиться.

   — А что же сосед ваш, Брынковяну? — напрямую задал вопрос Толстой.

Он знал, что и Брынковяну, правивший Валахией уже почти два десятилетия, тоже пытался обратиться к России, чтобы избавиться от Туретчины.

   — Брынковяну слишком умён, чтобы напрямую обращаться к царю, — снова усмехнулся Константин, — да и слишком уж умеет льстить и лавировать. Когда умер отец Дмитрия Кантемира, Брынковяну сделал всё, чтобы Порта не утвердила Дмитрия, а ведь отец заставил бояр поклясться, что выберут Дмитрия господарем. Они-то поклялись, и отец знал, что не в пример старшему брату Дмитрий умён, образован и болеет о своей родине, да забежал Брынковяну вперёд и оклеветал Дмитрия перед Портой — будто бы глядит в сторону России. И не утвердил султан Дмитрия, отдал фирман на правление моему отцу, своему родичу. Я, конечно, был рад, а теперь понимаю, сколько потеряла Молдавия от этой частой смены господарей. И нисколько не держит на меня обиды Дмитрий, говорит, значит, Бог не хотел, чтобы он был господарем. А уж он был бы хорошим отцом своему народу — как и Брынковяну, открывал бы школы и церкви. У меня сил на это не хватает, едва выкручиваюсь, чтобы подати собирать. Да и уйду я когда-нибудь с престола, сил моих нет на это смотреть. Если бы силы были, ополчение бы собрал, да и либо погиб бы с честью, либо прогнал турок... Потому и молю принять Молдавию под русскую руку...

С изумлением слушал Толстой господаря Молдавии, такого ещё вроде полного сил и здоровья человека. Впоследствии он узнал о его судьбе: Константин действительно ушёл с господарского престола, увёл своих людей подальше от Ясс, оставил в строящемся новом селе молодую жену и сына, а сам отправился обратно в Молдавию собирать ополчение. Но, конечно же, ополчение было плохо вооружено, плохо обучено и хоть и горело ненавистью к туркам и местью, но было рассеяно отлично вооружённой и хорошо обученной турецкой армией. Сам Константин попал в плен, в Стамбуле ему отрубили голову...

Во всяком случае, теперь хоть один человек в Стамбуле был другом Толстому. Многое узнал о нём, Дмитрии Кантемире, Толстой от Константина, но ещё больше поразился его уму и образованности, когда столкнулся с ним на дипломатических советах у султана.

Они подружились, и хотя Толстому было запрещено посещать частные дома, покидать пределы отведённого ему дома, он находил предлоги, чтобы беседовать с Кантемиром, восхищался обширностью его знаний, его мыслью, объемлющей весь мир. Так и стал он крестным отцом Марии, старшей дочери Кантемира, и при всяком удобном случае старался побаловать умную и развитую не по годам девочку то подарком, то интересным рассказом.