Проклятие волков

Руки Тропайла отстукивали, когда огни дисплея мигали. Это было чертовски странно. Он - это он, она - это она, а что же такое они вместе? Она была милой и доброй, в противном случае, он, может быть, не смог бы вынести все это. Она на год приютила бедного слепого в Кадисе; когда был неурожай в Винсеннес, она смело пошла в поля и выполнила там неженскую работу; она убила мужа в припадке ярости, короткого и тайного приступа безумия...

- Прочь, прочь, отвяжись от меня! - закричал он. Все это было в его памяти. Побитое стеклянное пресс-папье, очень древнее, величиной с кулак, с извилистыми цветными полосочками внутри стекла, мутное от сотен трещинок и выбоинок на поверхности, с квадратной фарфоровой табличкой, на которой затейливыми голубыми буквами было написано: "Благослови наш дом, Господи!" Ее муж лежал, хрипя, и снег начал осыпаться с полога палатки, а она все била и била, без всякой жалости, глаза налиты кровью, дыхание со свистом вырывается из груди; вся во власти ненависти и жажды крови. Она совершила это; как он мог забыть искаженное ужасом лицо, которое еще продолжало жить и что-то бессвязно лопотать, уже после того, как глаза были выбиты, а челюсть отвисла, размозженная на восемь кусков, мягкая, подобная позвоночнику змеи?

- Отвяжись от меня! - закричал он.

Она спросила только:

- Как?

Он захохотал. Может быть, если бы он мог смеяться, это сосуществование с монстром не казалось бы таким ужасным. Все это было, вероятно, какой-то вселенской шуткой, в которой он только что уловил суть; он проведет остаток своей жизни, смеясь.

- Извращенец, - сказала она. - Да, я убила мужа, а ты развращал свою жену, заставляя ее делать то, что, как ей казалось, было смертью наяву, превращая ее любовь в болезнь и позор. Мне кажется, мы стоим друг друга. Я смогу прожить с тобой, извращенец.

Все прошло, это не было шуткой.

- И я смогу прожить с тобой, убийца, - промолвил он наконец. - Потому что я знаю, что ты не только убийца. Что были еще и Кадис, и Винсеннес.

- А ты, ведь каждый день ты одаривал жену сотней ласк, которые возмещали все злое, что было. Ты не так плох, Тропайл. Ты - человек.

- Ты тоже. Но что же такое мы?

- Мы должны попробовать узнать. Все это так ново. Нам нужно попытаться объединиться в определении того, что мы такое, иначе "ты" и "я" будут всегда мешать "мы".

Тропайл сказал:

- Если бы я рассказывал историю, это был бы рассказ об известном капитане сэре Родерике Фландри, Служба Разведки, Имперский Земной Космофлот - брюнет, язвительный, умный и меланхоличный; абсолютно невозможный, мой идиотский кумир.

- А моя история была бы о Изеульт, которая погрузилась в любовь, забыв обо всем, как изрезанное, скалистое побережье Корнуэлл, бедная дура. Прощайте, земные наслаждения. Все радости жизни забыты ради преувеличенных радостей любви. Но именно об этом будет мой рассказ; я такая, как я есть.

Они вместе посмеялись и вместе продолжали:

- Если бы мы рассказывали историю, она была бы об огненном круге, который разгорается.

И они в страхе вздрогнули от того, что они сказали.

Довольно долго они молчали. Их руки непрерывно щелкали переключателями.

- Не нужно этого больше, - наконец произнесла Алла Нарова. - Или?.. Она не знала.

- Никогда в жизни я не был так напуган, - сказал Тропайл. - И ты тоже. И никогда нас так не мучил намек. Мой герой - Люцифер; твоя героиня - Иштар Младшая. Наш герой - огненный круг, который разгорается.

Какое-то время они молчали, пока Тропайл обдумывал эту новую сущность с ее собственными словами и воспоминаниями. В конце концов, был ли он все еще Гленом Тропайлом?

Казалось, это не имело значения.

Они успели много раз щелкнуть переключателем, прежде чем Алла Нарова задумчиво произнесла:

- Конечно, сделать мы ничего не можем.

Волк заговорил в душе Компонента по имени Глен Тропайл.

- Замолчи, - закричал Тропайл, пораженный собственной яростью.

Она ответила дипломатично:

- Да, но ведь действительно...

- Действительно, - сказал он с яростью, язвительно. - Всегда можно что-то сделать, мы просто не знаем как.

Опять долгое молчание, и затем Алла Нарова сказала:

- Интересно, можем ли мы разбудить остальных.

11

Хендл был на грани нервного срыва. Это было нечто новое для него.

Жаркое лето было в разгаре. И тайная колония в Принстоне должна была переполняться жизнью и энергией. Урожай созревал на всех близлежащих полях. Пустеющие хранилища вновь наполнялись. Самолет, с таким трудом перестроенный и оснащенный для штурма Эвереста, стоял, готовый принять людей на борт и взлететь.

И все же все, абсолютно все, шло не так. Было похоже на то, что не будет экспедиции на Эверест. Уже четыре раза Хендл собирал силы, и все было готово. Четыре раза руководитель экспедиции... исчезал.

Волки не исчезали!

И тем не менее больше чем два десятка их пропало.